Лейтенант дёрнулся через стойку:
— Батоев, бл***, чё ты пишешь?
— Так чё, не Дэвис, что-ли? — сержант Батоев, кажется, даже обиделся.
— Дэвис-Дэвис, — успокоила его я. — Это товарищ лейтенант нервничает, опасается, что не тех поймал.
На этом сердито покрасневший лейтенант лично увёл нас в глубь участка по длинному коридору, где обнаружилась большая комната с длинными скамейками по периметру. Кусок стены, выходящей в коридор, был забран решёткой с решётчатой же дверью.
Дверь закрывалась оригинально — на засов в виде буквы Г, перекидывающийся поворотом. При этом петля в короткой стороне засова должна была совпасть с петлёй стационарной, приваренной к основной раме — для запирания на навесной замок. По всей вероятности, постоянно открывать и закрывать этот замок сотрудники считали излишеством, посему он был навечно замкнут на короткой стороне засова и, соответственно, вместе с ним туда-сюда перекидывался. Ну, как бы закрыто, чё…
В комнате сидела кучка шпаны, уставившаяся на нас с ленивым интересом.
Лейтенант распахнул железную дверь и несколько издевательски поклонился:
— Прошу, ваше величество.
— Это когда Анри станет Генрихом. Пока что «ваша светлость», — высокомерно кивнул Вова и вошёл в камеру (или как назвать это помещение?) с видом герцога, инспектирующего Бастилию.
— Свободу А́нджеле Дэвис! — заявила я и вошла следом. — Но пасаран![25]
Лейтенант хмыкнул, закрыл скрежещущую дверь и перекинул засов. И демонстративно ушёл.
Вовка оглянулся, выбрал с его точки зрения приличное место, аккуратно пристроил в углу саксофон, сел, хлопнул по лавке:
— Садись, дорогая.
Я приткнулась рядом:
— Ну чё, типа игра в плохого полицейского?
— М-м. Посмотрим, явится ли хороший. И после чего.
Шаги лейтенанта затихли в недрах участка, и операция по принуждению нас к смирению… отцвела, не успевши расцвесть[26]
, как говорится.Шпанцов было четверо — лет по пятнадцать, с пробивающимися уже усиками. Они неторопливо поднялись и побрели в нашу сторону фирменной шаркающей походкой, обступили кружком. Вчетвером-то против одного чё не покуражиться?
Тот, что держался предводителем этого анархического отряда, остановился против Вовы, блатно сгорбившись и сунув руки в брюки — этакий гопарский шик:
— Сʹышь, пацан, есть…
Что «есть», мы послушать не успели. Вовка метнулся вперёд развернувшейся пружиной. Через пару секунд он уже вытирал окровавленную руку о футболку четвёртого, совершенно остолбеневшего, пацана, который на своё счастье оказался последним в этой кодле:
— Первую помощь оказывать умеешь? — тот помотал головой. — А придётся.
Предводителю анархистов прилетело основанием ладони в нос — отсюда и кровища. Второму локтем под дых. Третьему отсушило ногу.
И когда лейтенант с перекошенным лицом примчался и замер у решётки, Вова сидел на своём месте всё с тем же видом скучающего герцога. Я — смирненько у него под боком. Следом за летёхой притопал сержант Батоев:
— Ёх!.. Вы чего это?
Вова внимательно посмотрел на пацана с кровавой отметиной на футболке, и тот, заикаясь, сказал, что дружбаны, мол, подрались между собой. Скажешь тут, если тебя в противном случае грозятся встретить и все пальцы на руках поломать. И глаза такие…
Если сами пацаны и хотели что-нибудь возразить, то пока не могли.
— Пойду ваты из аптечки принесу, ага? — сказал сержант Батоев и исчез.
— Так, — процедил лейтенант, — ты, Анджела Дэвис, пошли со мной.
Вова проводил нас внимательным взглядом и потянул к себе футляр с саксофоном.
— Итак, Анджела…
— Слушаю вас очень внимательно.
Лейтенант посмотрел на меня строго:
— Что ты можешь рассказать о произошедшей драке?
— Я вообще не поняла — что они вдруг бросились друг на друга.
С полминуты мы молча таращились глаза в глаза.
Из глубин участка внезапно раздались душераздирающие звуки, заставившие лейтенанта вздрогнуть. Если вам довелось когда-нибудь существовать рядом с начинающим духовиком, то вы понимаете, что первые упражнения — отнюдь не шедевры. Вовка, к примеру, чтобы нас не мучить, уходил репетировать в утеплённый сарай, неоспоримыми преимуществами которого были удалённость и звукоизоляция. Сейчас, как вы понимаете, он решил себя не сдерживать.
Тащ лейтенант символизировал собой борьбу долга и раздражения:
— Я имею в виду драку около музыкальной школы.
— По-моему, вы неверно квалифицируете это событие.
Он нахмурился:
— И как же я должен его квалифицировать?
— А вы дайте мне бумагу, я сама опишу.
Он хмыкнул и подвинул мне лист:
— Ну, давай.
— На имя кого?
Под его диктовку (и саксофонические экзерсисы) я переписала шапку, в которой, между прочим, значилось не только «Начальнику такого-то отдела» с именем и званием, но и от кого — конечно же, от Дэвис Анджелы Франковны. Я продолжала гнуть свою линию.
Дальше получился следующий текст: