Для начала — внеплановый урок музыкалки. Наша музыкальная школа внезапно, несмотря на июль и каникулы, разразилась каким-то суперважным шефским концертом, под который срочным порядком вызвали кого только можно. Хошь-не хошь, а переться надо, а то и перед школой неудобно будет, и перед дядь Колей. К обеду мне нужно было успеть на гитару, потом ещё пронестись до типографии, отдать подкорректированные тексты брошюрок про всякое овощное-огородное. Новые методы в жизнь и всё такое, надо же и о согражданах заботиться.
НИ ФИГА СЕБЕ «КОНЦЕРТ»!
Оля. 4 июля, 14.00. Иркутск.
Повёз меня дядя Валя. Я рассудила, что смысла нет ему целый час в машине просто так сидеть, вход музыкалки караулить, и отправила его вместе с пачкой своих талмудов в издательство, наказав передать всё как есть секретарю — как раз пока он обернётся, мой урок и закончится.
Музыкантша моя, нахмурив свои выщипанные бровки, смотрела, как я выколупываю из портфеля ноты. Да уж, ученицей я оказалась так себе — ну, не то что бы совсем на троечку, но еле-еле на четвёрку. Вечно мне времени не хватало: то свекла заколосилась, то куры понеслись… То вот брошюрки три дня переделывала, мдэ. Вообще не пойму, для чего меня на этот концерт вызвали — позориться? Разве что другие дети будут на моём фоне выглядеть блестяще.
В дверь заглянула бабуля, исполнявшая роль вахтёрши и гардеробщицы в одном лице:
— Марина Леонидовна, вас к директору приглашают, срочно…
Гитаристка с досадой поджала губы:
— Оля, давай, готовься пока. Я быстренько.
Вот тут меня кольнуло. Гитаристка поспешила по коридору, и с каждым торопливым цоком её каблуков внутри меня крепло осознание, что на нас — на меня, конкретно — надвинулась она. Огромная задница.
Со стороны входной двери раздались громкие уверенные голоса, что-то испуганно отвечала вахтёрша.
Сюда идут, ну, ещё бы! А у меня, как назло, кроме портфеля с нотами нет ни хрена. Хотя…
Дверь распахнулась, в кабинет быстро вошёл мужик невыразительной внешности в халате санитара. Так я и поверила, ага.
— Ну-у, а где тут у нас девочка с нервным срывом?.. — профессионально-бодрым голосом спросила тётка, переступившая порог следом за ним. А вот эта — точно психиатриня. Купленная? Или за идею?
— Действительно, где же она? — очень спокойно поинтересовалась я, продолжая держать расстёгнутый портфель на коленях.
— Налицо галлюцинации! — обрадованно заявила тётка и раскрыла чемоданчик, из которого явился подготовленный шприц.
Кто-то третий захлопнул дверь кабинета и подпёр её снаружи. Врачиха сделалась отстранённой, словно уже не видела во мне ребёнка — просто объект. Неприятно расчеловечиваться, я вам скажу.
В коридоре нарастал шум.
— Да пропустите меня! Это мой кабинет! — возмущённо возопила гитаристка (которую, я подозреваю, никакой начальник никуда не вызывал — или вызывал, но, скажем, по какому-нибудь «срочному звонку»).
— Товарищи, что происходит⁈ — о, это уже дядя Коля…
— Спокойно, граждане! — так-так, за дверями как минимум ещё один мужик. — У девочки нервный срыв. Поступил сигнал…
Ну что, помирать — так с музыкой? Тётка подошла ко мне, потянула левый рукав… и тут я воткнула ей в ногу ножик. Маленький такой, острый, всегда таскаю с собой — карандаши точить. Всё равно меня мордовать собрались, правильно? Хоть выступлю ярко напоследок.
Тётка заорала от души. «Санитар» нырнул из-за моей спины, поймал падающий шприц и воткнул мне в руку, прямо через рукав, не особо заботясь о всяких там стерильностях. В коридоре кричали в несколько голосов, дверь тряслась, но не открывалась.
Тётка вопила, «санитар» продолжал держать меня, словно клешнями, но башка выключаться не очень торопилась. Медленнее действует внутримышечно?
Я подумала, что от дядькиных пальцев у меня на плечах синячищи останутся. А ещё я ждала, когда зайдёт третий. Рожу хотела запомнить.
Дверь наконец-то распахнулась, и в кабинет ввалился орущий комок людей. Коридорный «санитар» развернулся полубоком, и я позволила себе выдохнуть. Ну, всё, суки. Запомнила. Как говорится, время придёт, «вы мне ещё за Севастополь ответите»*…
Голоса стали ме-е-едленными. Руки мелькали, размазываясь веерами, словно статуэтки богини Кали. Это было так тошнотворно-головокружительно, что я закрыла глаза. И отрубилась.
ОТЛЁТ
Вовка
Та же суббота, 4 июля, 15.00.
Перед отлётом в на аэродром приехал какой-то мужик, передал нашему тарщмайору два запечатанных конверта: один для лётчика, а второй — для старшего сопровождающего, переодетого под препода четырёх якобы курсантов.
Шпионские игры в полный рост.
Самолёт набрал высоту, разворачиваясь над городом. Я хотел отстегнуть страховочные ремни, но мужик слева отрицательно покачал ладонью: рано. Что ж, подождём. Старший посмотрел на часы, полез в конверт. Если он и удивился, то виду не подал (да и с чего бы ему удивляться при такой службе?), передал один из вкладышей сидящему позади нас «курсанту».