СССР: вернуться в детство?.. (СИ)

Перед сосновым квадратом земля поднималась вверх небольшим двухметровым уступом. Я сунулась было туда, но вблизи уже сообразила, что ямки в склоне (которые вместо ступенек) сделаны под взрослый шаг, и мне забраться именно здесь не светит. Пришлось пройти метров на пятнадцать в сторону, где подъём был совсем пологим. Я шла и думала: да, Оля. Пора осознать, что ты – очень маленькая собачка...

...Однажды (году, однако, в две тысячи двадцать первом) мы подобрали на улице щенка настолько мелкого, что собацкая докторица поначалу аж приняла его (её, вообще-то) за тойку. Собачка подросла, но не сильно. И хорошо работала звонком, но поначалу отчаянно боялась чужих. Когда муж однажды начал возмущаться: что, мол, это за собака такая трусливая, я сказала:

– Вова, просто она отлично осознаёт свои габариты.

Вот и мне, пожалуй, пора начать чётко осознавать свои габариты. Смерить себя надо, для начала. Интересно, метр роста хоть есть?

Народу в лесу было множество. Среди обычных отдыхающих выделялись высоченные прогонистые* мужики в форме, очень похожей на профессиональную спортивную. Помню свои ранние детские ощущения (я на лыжах лет с трёх), когда они проходили мимо: мне казалось, что головы этих дядек где-то на одном уровне с вершинами сосен...

*Не знаю, бытует ли

слово «прогонистый»

где-то, кроме Сибири,

но у нас оно применяется

для людей высоких,

с удлиннёнными руками-ногами,

не широких в кости,

зато очень выносливых.

Народ в основном ломился по главной трассе. Я её как раз любила не очень. Была она торная, но... Вот сейчас с полкилометра относительно пологий спуск, и сразу начнётся долгий, выматывающий подъём, а за ним – снова спуск, но уже крутой. А с таких гор при своём мелком росте я ездить боюсь. Да я вообще длинных крутых гор боюсь, трусиха я. И рулить я не успеваю. А тут, на минуточку, ни фига не чистый склон. Метра четыре ширина извилистого спуска, а со всех сторон – нормальные сосны. При этом тут же нескончаемым потоком люди идут наверх – по краю. А по центру те огромные дядьки, про которых я упоминала, летят вниз. Они-то, конечно, рулить умеют. Но представляю, какие чувства испытывают эти товарищи при виде кого-нибудь типа меня, раскорячившегося посреди дороги...

Поэтому, слегка скатившись, я свернула с основной трассы направо.

– Оля, ты куда? – окликнула меня мама.

– Пошли там! – махнула я рукой. – Там тоже лыжня. И горочки, смотри, какие удобные.

Горочки там правда приятные. И небольшие, как раз для меня, вверх-вниз. А в конце сворот и хороший пологий спуск, когда катишься, катишься, чуть ли не целый километр, а скорость примерно всё одна и та же – умеренно-быстрая. Приятный спуск, одним словом. И прибываешь ровно на ту же Лунную поляну, что и в первом варианте, только не слева, а справа.

А на Лунной поляне – хорошая лыжня большим овалом, как будто стадион, а вокруг – сопки, да все разные, есть покруче, есть поположе, вот и получается, что горок накатано множество и на самый разный вкус и уровень. Мечта лыжника выходного дня!

Мы катались часа два, пока солнце не перевалило за сопку и поляна не начала наполняться длинными тенями. Сразу стало прохладнее, и народ потянулся по домам. И мы тоже.

06. СЪЕЗДИЛИ С ПОЛЬЗОЙ

ПЛАН-ПЕРЕХВАТ

6 декабря 1981

Часов в десять меня разбудил разговор. Мама с бабушкой оживлённо обсуждали, у кого они давно уже не были, и что хорошо бы к Кларе.

Удивительно тоже. Когда мы жили с бабушкой, каждое – каждое! – воскресенье на протяжении нескольких лет они с мамой поднимались и ехали к кому-нибудь из родственников. Чаще всего это была или самая старшая бабушкина дочь, Заря, или вторая по старшинству – Клара.

Вариант тёти Клары в детстве привлекал меня сильнее. Во-первых, у них посреди двора, образованного четырьмя стоящими квадратом пятиэтажками, имелась здоровенная игровая площадка с качелями и большой деревянной горкой (зимой можно было кататься, а летом – всячески лазить в своё удовольствие). А во-вторых, у тёти Клары была угловая квартира, а дома́ в упомянутом квадрате – соединены между собой двумя рядами огромных квадратных балконов, которые все называли «лоджия». Большинство людей эти лоджии, конечно, почти сразу застеклили – получились такие летние комнаты. У дяди Вали даже топчанчик там был сгорожен. Честно сказать, он и зимой иногда на нём умудрялся спать, если переберёт. Лежит себе, чуть не инеем покрывается – и хоть бы что!

Лоджия как архитектурный объект меня восхищала. И вообще, в отличие от нашей, трёшка у них была полнометражная, и бо́льшая степень свободы мне тоже нравилась. Но сегодня меня влекло нечто другое. Очень мне хотелось выяснить: что за печатная машинка хранится у них на шкафу, работает ли она, и на каких условиях они согласны одолжить её на неопределённое время? Последний пункт был самым слабым в плане, но я надеялась на... на что-нибудь.