Читаем СССР. Жизнь после смерти полностью

Но было и наоборот. Например, один из переводчиков молодого поколения Никита Севастьянов (23 года, Подмосковье) с малых лет смотрел «экстримное» кино и воспринимал его адекватно:

«Я рос на кинематографе. У родителей было около 200 пиратских кассет, которые я смотрел с раннего возраста. Благодаря им, кстати, я и заинтересовался переводами, а именно – Михалёвым. Причем это были не только “Бэмби” и “101 далматинец”, но и фильмы Тинто Брасса, Верховена и различные эротические триллеры. У нас был интересный договор: мы смотрели совместно все фильмы из составленного мною списка по очереди – даже если это было “родительское кино”. Вечером я брал список и объявлял: так, сегодня на очереди “Калигула”, и мы смотрели его вместе. Лет в семь я уже увидел “Подглядывающего” Тинто Брасса и очень хвастался этим в школе».

Таким образом, восприятие детьми «взрослых» фильмов во многом зависело и от родительской стратегии воспитания.

История киноведа Ивана Денисова (37 лет, Москва) также хорошо иллюстрирует личностное увлечение кинематографом:

«В 1986 г. меня по ряду причин обуял интерес к Америке. С ходу вспоминаются две причины: сильно впечатлившая книга Джозефа Хеллера “Уловка-22” и присущая мне тогда (да иногда и сейчас) привычка влюбляться в девочек из телевизора. Если кто помнит, в 1986-м по всем каналам показывали посланницу СССР в США Катю Лычеву. В общем, потом про нее (Лычеву) я, каюсь, забыл, а вот Америка в голове застряла. А увиденный в мае того же года “Секретный эксперимент” Стюарта Рэффилла (в оригинале – “Филадельфийский эксперимент”) окончательно обратил мои интересы в сторону Америки, особенно кинематографа этой страны».

Если вернуться к метафоре «Видеодрома» и тем галлюцинациям, что преследовали главного героя ленты, то можно вспомнить об одном весьма интересном феномене, характерном для СССР. В Советском Союзе существовали западные картины, которых не было в реальности. Воображение работало столь сильно, что зрители сами придумывали фильмы, а потом их друг другу пересказывали. Главным образом это касалось многочисленных сиквелов, которые так хотели посмотреть видеофанаты. Хотя этих сиквелов никогда и не было, а если они и были, то появились значительно позже, чем о них повествовалось поклонниками. Например, это касается выдуманных картин «Хищник-3» (с Арнольдом Шварценеггером) или «Безумный Макс-4».

Кроме того, – и здесь мы снова возвращаемся к «Видеодрому», в котором герой в прямом смысле слова вставлял в себя видеокассету – существовал и такой феномен, как пересказ фильма одним счастливцем, посмотревшим кино, другим людям, его не видевшим. Фактически зритель, воспроизводивший кино, точно так же вставлял в себя кассету с фильмом, пусть и метафорически, и пытался воспроизвести его. Правда, подобное «воспроизведение» было не всегда точно, и очень часто картины приобретали дополнительные детали, сюжеты, героев. Еще чаще содержание лент изменялось рассказчиками до неузнаваемости. Так, еще один переводчик молодого поколения Акоп Акопян (30 лет, Ереван) сильно удивился, когда спустя 10 лет после того, как «прослушал фильм» «Красотка», не обнаружил в нем практически никаких эротических сюжетов и уж тем более порнографических, в то время как ему пересказали это кино с откровенными сценами. Это далеко не единичный случай. Алексей (38 лет, небольшой город под Новосибирском), который долгое время работал в видеосалонах, вспоминает:

«Многие люди ходили на фильмы типа “Полицейская академия” несколько раз подряд; эти фильмы постоянно пересказывали друг другу. Какой-нибудь счастливец мог видеть такую часть “Полицейской академии”, которую другие не видели, и всем гордо про нее рассказывал… Народ требовал ее от видеосалонов. И когда фильм появлялся, порой его ставили несколько сеансов подряд. В пересказе фильмы порой сильно искажались, а часто люди вообще фантазировали. Например, один парень мне авторитетно “втирал”, что он смотрел где-то на севере в видеосалоне “Videodad 3” и говорил, что там действие происходит в космосе. Рассказывали мне и про третью часть “Зловещих мертвецов” еще за год до того, как она появилась на свет».

В том, что новые картины в Советском Союзе придумывались, нет ничего удивительного. Сергей Митрофанов точно ухватил суть интереса к западному кинематографу того времени:

«Сами по себе жанры не имеют для меня особого значения. Вообще, долгое время мы с друзьями превращали просмотр кино в спорт – соревновались, кто больше посмотрел, узнал. Нам интересны были как приемы кино, так и сценарные ходы. Интересно потом было обсуждать, кто, что и как сделал, в чем преуспел, а в чем провалился. В этом смысле и полная ерунда могла быть интересна для обсуждения».

Справедливости ради следует заметить, что данный феномен существовал и на Западе. Однако там он не получил подобного развития. Алексей (27 лет, Воронеж) рассказывает следующую историю:

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Еврейский мир
Еврейский мир

Эта книга по праву стала одной из наиболее популярных еврейских книг на русском языке как доступный источник основных сведений о вере и жизни евреев, который может быть использован и как учебник, и как справочное издание, и позволяет составить целостное впечатление о еврейском мире. Ее отличают, прежде всего, энциклопедичность, сжатая форма и популярность изложения.Это своего рода энциклопедия, которая содержит систематизированный свод основных знаний о еврейской религии, истории и общественной жизни с древнейших времен и до начала 1990-х гг. Она состоит из 350 статей-эссе, объединенных в 15 тематических частей, расположенных в исторической последовательности. Мир еврейской религиозной традиции представлен главами, посвященными Библии, Талмуду и другим наиболее важным источникам, этике и основам веры, еврейскому календарю, ритуалам жизненного цикла, связанным с синагогой и домом, молитвам. В издании также приводится краткое описание основных событий в истории еврейского народа от Авраама до конца XX столетия, с отдельными главами, посвященными государству Израиль, Катастрофе, жизни американских и советских евреев.Этот обширный труд принадлежит перу авторитетного в США и во всем мире ортодоксального раввина, профессора Yeshiva University Йосефа Телушкина. Хотя книга создавалась изначально как пособие для ассимилированных американских евреев, она оказалась незаменимым пособием на постсоветском пространстве, в России и странах СНГ.

Джозеф Телушкин

Культурология / Религиоведение / Образование и наука