Ссудный день

- Нет, я вас не знаю.

- Хорошо, но я тебе уже говорил, что со временем ты все узнаешь обо мне. Сегодня ночью, когда уснут т… родители, ты придешь на кладбище, и я тебе кое-что покажу.

- Нет, я туда не пойду.

- Пойдешь, ведь старших нужно слушать. А сейчас ты даже не будешь помнить. Я тебя кое-куда перенесу.

----------------------------------

Большой деревянный дом. В одной из комнат прямо на полу лежал капитан Ерофеев. После вчерашнего его тошнило, и было плохо. Он привстал, его начало бросать из стороны в сторону.

- Старшина, старшина! Агафонов, да, черт тебя побери, где ты есть?

В комнату вошел Агафонов и сказал:

- Товарищ капитан, я вас слушаю.

- Дай мне что-нибудь, мне плохо.

- О, товарищ капитан, это я знаю.

- Ты слушайся старших по знанию и принеси мне что-либо испить.

Через некоторое время Агафонов принес водку. Ерофеев выпил и с облегчением вздохнул:

- Вот это да, вот мы вчера дали…

- Товарищ капитан, я не знаю кто ты. Но то, что вы вчера натворили с полковником Воснецовым, на меня до сих пор наводит ужас.

- Слушай, что ты имеешь в виду?

- Разве вы и, правда, ничего не помните?

- Нет, я ничего не помню. Так что же все-таки случилось?

- Хорошо, слушайте. Вчера изрядно выпив, вы пошли в седьмой барак, убили майора. А этому генералу, что доставили позавчера, вы отрезали голову. Я смотрел на все это со стороны и видел в вас не людей, а обыкновенных зверей.

- Слушай, Агафонов, ты о чем говоришь?

- Да о том, что видел.

- Допустим, все было так, но ведь я сотрудник НКВД и мне можно все. Запомни раз и навсегда, когда человека покидает страх, он становится зомби. И ты для меня не указ.

- Товарищ капитан, я то не указ, но я люблю тишину. И когда эта тишина наступает для каждого человека, наступает отдых для души. А у вас этого нет, да и у полковника тоже. Но это еще не все. В женском девятом бараке вы изнасиловали двух заключенных женщин. Затем распороли им животы и с пьяным дурацким смехом покинули барак.

- Во, Агафонов, ты даешь. Неужели ты не хочешь служить в войсках НКВД?

- Я здесь нахожусь по призыву и мне скоро увольняться. Да, я понимаю тех людей, которые сидят у нас. Они политзаключенные, репрессированные. Но, поверьте, товарищ капитан, они же люди.

- Ты мыслишь хорошо, я тебе ставлю положительную оценку. Скажи мне, куда вы дели трупы, вы их прикопали?

- Товарищ капитан, как же их прикопаешь, когда здесь вечная мерзлота.

- Агафонов, ты меня извини, но вот, когда я ночью спал, мне казалось, что я нахожусь в море.

- Товарищ капитан, до Белого моря - 150 верст, до Черного – более 6000 тысяч. И там быть вы никак не могли.

- Значит, мне все это приснилось. Да я и сам порой задумываюсь, кто я на самом деле. Родителей своих не помню, где родился тоже. Но исполняю волю таких же бесноватых, как и я, которые находятся у власти. Это придумано не мной. Все же есть какая-то сила, которая портит все живое. Думаешь, это я убивал их, нет, это не я. Но кто-то через меня. А сейчас скажи мне, почему у меня болит щека?

- Товарищ капитан, это вы зацепились о дверной крючок вчера и порвали себе щеку. Посмотрите, какая лужа крови на полу.

Ерофеев встал, его шатало из стороны в сторону. Он посмотрел на лужу крови, затем подошел к окну и внимательно посмотрел на ту жизнь, которая окружала его. Вокруг стояли бараки, сосны были покрыты инеем: «Странно, вроде бы я это все вижу впервые. Неужели я живу во сне».

Агафонов, мне хочется забыться.

- Да нет, товарищ капитан, от самого себя никуда не денешься. Вам бы исповедоваться у нашего лагерного священника.

Он засмеялся:

- Ты что хочешь, чтобы я еще одну голову отрезал. Я на это никогда не пойду. И то о чем они проповедуют – это все неправда. Потому что у меня есть свой учитель. С 37 по 39 год я убил более полусотни людей. Но учти, я являлся только исполнителем. Я выполнял приказы. Иногда задумываюсь, меня ведь кто-то родил, хотя матери своей я не помню. Но бывают такие моменты, что я вижу небольшой лучик света, который пытается пронзить мое сердце. Но я окутан чем-то непробиваемым. Думай обо мне что хочешь, да я на тебя не в обиде. Тебя я не трону и не предам, хотя ты здоровый мужик и любые пытки выдержишь. Но я тебе этого не желаю. А о себе я как-то сам побеспокоюсь. Налей мне еще, и можешь идти.

Снова выпив стакан водки, Ерофеев подошел к окну и долго стоял молча. Он пытался вспомнить свое детство, но у него ничего не получалось. Перед ним стояли те убиенные лица, которых по приказу верховных учителей он убивал. Да, я только сказал Агафонову, что когда человека покидает страх, он становится зомби. Но на данный момент, хотя я и пьян, этот страх начинает возвращаться ко мне. Если он полностью вернется, значит, я стану человеком. А если я стану им, то белый свет для меня превратится в черную мглу, потому что я привык к одному. Это, судя по всему, предначертано моей судьбой. Я натворил много горя. С горем и уйду.