Он обежал взглядом помещение и одобрительно отметил про себя, что порядок здесь соблюдается. Пол был чисто подметен, домашний скарб аккуратно сложен у дверей, люди выглядели опрятно. Видно было, что здесь находились люди, привыкшее к порядку, к труду. Даже здесь почти никто не сидел без дела. Кто-то орудовал шилом, ножом, кто-то иголкой. Это была сидевшая у них в крови потребность в работе. Но не только работа, а и результат этой работы был нужен этим людям. Вон Силантий стругает зубья для деревянных граблей. Каждый зубчик обрабатывает осколком стекла, рукой погладит, на свету повернет. Всего хозяйства мужик лишился, а уже думает, как на новом месте сенокосом заниматься будет.
Уваров машинально допил чай и здесь к нему подошел Алексей Лавров и присел рядом:
– Здравствуйте, Семен Николаевич.
– Здравствуй, Алексей – ответил Уваров – Я предполагал, что вы здесь. Где отец-то?
– Там на нарах лежит. Занемог что-то.
– Сейчас я его посмотрю.
– Вы сначала передохните – он немного помолчал и тихо спросил – Как там Анна?
Уваров ждал этого вопроса и, положив руку на плечо парня, ответил:
– Тяжело сейчас Анне, но она держится. Ты тоже держись. Видишь, как все повернулось. Придется вам с Анной повременить со свадьбой. Будете вы вместе, только пережить все это надо.
Алексей поднялся.
– Пойду к отцу, скажу, что вы здесь.
– Пойдем вместе, – поднялся и Уваров.
Он взял саквояж и направился вслед за Алексеем в дальний угол пересылки.
Степан Лавров лежал укутанный суконным одеялом. Сверху была наброшена и ватная телогрейка. Алексей протянул руку и пошевелил отца за плечо:
– Батя, здесь Семен Николаевич пришел.
Под одеялом зашевелилось. послышался приглушенный кашель. Алексей помог отцу подняться и подложил ему телогрейку.
– Здравствуй, Степан Павлович – поздоровался Уваров.
– Здравствуй Семен Николаевич. – ответил тот прокашлявшись. Ты то как здесь оказался?
– Об этом потом. Давай-ка, снимай рубаху. Посмотрю, чего это ты захандрил.
Уваров тщательно прослушал Степана, смерил температуру и озабоченно поглядел на Алексея.
– Где это он так застудился?
– Да его вызвали в сельсовет и в холодную заперли пока у нас имущество описывали, да скот уводили. Почти четыре часа просидел. А до этого навоз мы перекидывали, пропотели хорошо до сырых рубах. Домой отец пришел, на печи полежал, а тут и подвода за ним приехала. Так и поехал больной. Сначала вроде бы ничего, а теперь вот расхворался не на шутку.
Лавров-старший осторожно заправил рубаху и спросил Уварова:
– Ну что там у меня?
– Застудился ты крепко Степан Павлович. Давай-ка, вот порошки попей, травки дам Алексею заварить. Чаю больше пей. Пропотеть старайся. Бог даст, поправишься.
Лавров пододвинул к себе подушку, облокотился на нее, подтянул одеяло и с горечью в голосе сказал:
– А для чего поправляться-то? Жизнь для меня кончилась. Бабку, да детей жалко, а мне сейчас уже все равно.
Он приподнялся и оперевшись на локоть, с гневом в голосе заговорил:
– Ты посмотри, что делается, Семен Николаевич. Я всю германскую войну в окопах провел. Большевистские агитаторы в войсках мира и землю обещали. Я обоими руками за это. Все ведь устали, к земле тянуло. Революция пришла – Ура кричали. В гражданскую войну я три года по полям носился, за эту землю воевал. В село приехал – как раб работал. На твоих глазах своими руками всякую пустошь с сыновьями распахал, на Птичьем острове весь ивняк вырубил, сенокос изладил залюбуешься. Ведь редко в каком доме моей мебели нет. А на какие бы копейки я купил лошадь, корову. А потом жеребенок, телочка появились. Потом дети подросли, к работе, слава Богу, приучены были. А Мария-то моя, я вообще не знал, когда она спала. Ложусь – она половики ткет, встаю, а она уже у печки. А теперь, давай иди в колхоз совсем своим хозяйством. Да вот фига им. – понизил голос Лавров. – Кто первым побежал в колхозы – то? Петров Гришка, который целыми днями с удочкой на Волге просиживал, отцовский амбар на дрова истопил. Сажин Алексей, который последнюю корову в городе в карты проиграл, Пегов Михаил, который с утра глаза винищем зальет, да бабу свою с детишками гонять начнет. Конечно, и несколько справных мужиков в колхоз пошло, но те уже по нужде, силком. Деваться некуда. И думаешь, они там работать будут, как на себя? Да, хрен. Испортятся людишки и все тут.
Лавров разволновался, речь была сбивчивой, часто прорывался кашель, на лбу выступил пот.
Уваров поправил на нем одеяло, вытер полотенцем пот и приказал:
– Все, все, Степан Павлович. Лежи и успокойся и постарайся заснуть.
Степан тяжело вздохнул, завернулся с головой в одеяло и затих. Уваров пересел поближе к Алексею и тихо сказал ему:
– Алексей, надо бы отца в больницу. Боюсь, что у него воспаление легких.
– Просил я коменданта, да какое там. Вот прибудете, говорит на новое место, там и лечитесь.
– Что слышно об отправке?
– Поезд с такими же как мы должен вот-вот подойти. На него и погрузят.
– А куда повезут?