Стабильность значения

i) Если знак рассматривается как элемент статической семиотической системы, то его определяют в целом как двуединую сущность, имеющую план выражения (означающее) и план содержания (означаемое). Означающее - это чувственно воспринимаемый объект, который символически представляет и условно отсылает к обозначаемому им предмету (явлению, свойству, отношению). Такой подход связывается с различными, иногда весьма далеко отстоящими друг от друга вариантами платонистской точки зрения или же традиции Аристотеля Локка, и, несмотря на свой, вероятно, предельно общий характер, оказался все же достаточно продуктивным для построения дифференцированных семиотических моделей33.

ii) Знак может быть рассмотрен также и как элемент динамической системы процесса передачи информации. В этом случае в языковом знаке обнаруживаются три плана: план выражения и план содержания, соотношение которых может определяться так же, как в предыдущем случае, а также план интерпретации сообщения реципиентом34.

1.3.2 СТРУКТУРА ЗНАКА ПРИ РАССМОТРЕНИИ ЯЗЫКА КАК СТАТИЧЕСКОЙ СЕМИОТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ

При подобном рассмотрении определение знака как представителя чего-то вне знака и вместо знака относится также к его составным частям. Это обстоятельство открывает дорогу интерпретации знака как сущности односторонней: в качестве знака может быть осмыслена фонетическая или графическая сторона знака, его носитель, или же, наоборот, его значение (так, А.Ф. Лосев отмечал: "значение знака есть знак, взятый в свете своего контекста"35). И все же, когда мы воспринимаем дым как знак костра или след на песке как знак человека, мы осмысливаем эти величины лишь в определенном конвенциональном отношении, восстанавливая либо привычную связь двух явлений, либо прямое указание одного явления на другое.

В то же время асимметрия плана выражения знака и плана его содержания обладает своим собственным диапазоном для каждого отдельно взятого знака. К тому же вряд ли можно считать, что две стороны знака полностью коррелируют: утверждая, что носитель знака имеет некую форму (звуковую или графическую), мы указываем на нечто, имеющее онтологический статус, однако утверждая, что знак имеет значение, мы не можем приписать значению такой же модус существования, как, скажем, звуковым последовательностям дерево или же arbor. Точно так же, исходя из любого конвенционального знака, мы должны прийти к его одному или нескольким, но определенным значениям, но идя от какого-либо концепта, мы приходим к достаточно разнообразным языковым формам (например, перебирая варианты при решении кроссвордов). Таким образом, хотя метонимический или синекдохальный принципы и дают возможность считать одну из двух сторон знака знаковой сущностью, понятно, почему концепция знака как односторонней сущности получила меньшее распространение, чем двухсторонняя.

В соответствии с описываемой парадигмой языковой знак не представляет строго фиксированного содержания: определяющим для него признается контекст. Ближайший контекст, далее, проясняется через включающий его отрезок речи, который входит в более широкую связь целого текста, и т. д. Полное прочтение знака достижимо лишь в горизонте языка, культуры. Понятно, что такой подход тяготеет к установлению скорее синтагматических отношений в языке: анализ процесса равен здесь констатации его результата, который может задаваться комбинаторно, через последовательное описание окружения элемента.

При этом доконтекстная семантика знака в естественном языке не является лингвистическим построением: она ощущается языковым сознанием как несомненная реальность. Если условный знак (знак формального языка) бессмыслен вне установленной (конвенциональной) области функционирования, то знак естественного языка всегда "уже был" и "должен приниматься таким, как он есть" (Соссюр) не только в смысле невозможности изменить его по индивидуальной интенции носителя языка, но и в том смысле, что он опережает в концептуальном пространстве свои частные контексты.

Ввиду сочетания, таким образом, в этой исходной семантике языкового знака некоторой "пред-данности" и возможности произвольного осмысления принимается, что она допускает положительное определение, но лишь в терминах перспектив, открываемых ею для "внутренней инициативы" (Бодуэн де Куртенэ) говорящего. В качестве этих перспектив описываются:

* способность языкового знака соотноситься со всем, что так или иначе значимо для мысли;

* имплицируемая его эмпирической стороной возможность мотивировать референцию через генетические и структурные взаимозависимости, узус и т.д.