Стадия серых карликов

Чем там наверху думает треклятая нейронно-логическая машина, если Великий Дедка не завершил проверку жалоб домовых по поводу чрезвычайного неудобства житья в квартирах, не совсем законно или совсем незаконно полученных их хозяевами? Домовой в таком доме стоном стонет, болеет, паршивеет, не успевает справляться со всеми несчастьями, сваливающимися на нечестную семью так густо, как конфетти в новогоднюю ночь, со всеми происками нечистых, которые взяли нечестных на заметку. В конце концов, приходится доброжилов в стадии крайнего служебного истощения направлять в инфекционный бокс на Хохловке, где их просушивают три лунных пятилетки и еще полтыщи часов прожаривают паяльными лампами, так как плазменные горелки дают на шкурах слишком грубую окалину. Не успел, как следует разобраться, как бац — на Цветной, в модных кроссовках, в которых ноги очень сильно преют. А в руках начумаченный номерок «Вечерней Москвы»! Не хватает кудеснику кремов, так он на газеты перекинулся, словно в них чудес нынче мало. Подсунули кикиморы — операторши в службе перевоплощения, подшучивают над стариком. «Тьфу ты!» — фыркнул Великий Дедка и швырнул начумаченное издание на пустую скамейку — авось какому-нибудь бедолаге зуд геморройный унять поможет.

Что им, из Великого Веча, надо? В большом раздражении хотел Великий Дедка задать вопрос начальству, не успел и задать, как тут же у него перед глазами возникла голографическая картина прямо в воздухе. Нейронно-логическая система у домового начальства была не электронно-вычислительной техникой какого-нибудь занюханного четвертого поколения, а четырнадцатого, потому что тринадцатым поколением логических машин располагало ведомство Лукавого. В духовных сферах Добру всегда отдавалось предпочтение, оно шло чуть-чуть впереди Зла. И это чуть-чуть, как в искусстве, в духовных делах определяло все и вся, тогда как у людей, в силу ли закона диалектики о переходе всего в свою противоположность, в силу ли неразумия так называемого царя природы, под видом Добра в делах практических сплошь и рядом торжествовало, задавало тон Зло.

Эх, как торжествует нынче нечистая сила, как упивается безнаказанно властью Лукавый, и куда мостится благими намерениями дорога?! Разве кто-нибудь отменял закон: Свет побеждает Тьму, Правда — Кривду, Истина — Ложь, Жизнь — Смерть, Добро — Зло? Никто не отменял, да кто теперь законов придерживается?

Великого Дедку возмутило повеление — с таким делом мог справиться любой шкилек, четвертушка домового, а не Главный Доброжил Москвы. Однако спорить с системой было бессмысленно, и он запросил всю информацию. На голову бедного Дедки свалилась бездна разной ерунды — начиная от подробностей рождения Аэроплана Леонидовича Около-Бричко до романа Степки-шофера со своей будущей супругой, рождения-крещения Вари, нынче продавщицы в универмаге на Бульварном рынке, ее знакомства с поэтом Иваном Где-то, вплоть до событий этого романа. Вот что значит техника и ее прогресс, только не на словах, на деле!

Воздух вокруг Великого Дедки, загустевая, зазвенел и засверкал фиолетовыми россыпями пульсирующих хрустальных огней — так в сочетании с ультразвуковым оповещением начальство предупреждало о направлении ему депеши чрезвычайной важности. Информация вводилась напрямую в специальную группу клеток, выполнявших функцию примерно первого отдела, дублировалась нейронно-логической системой в звуке, в голографическом изображении или в тексте. Черт на палке учуял неладное, однако чрезвычайному и полномочному послу Лукавого не было дано постигать смысл подобных сообщений. Он только завертел головкой с рожками, скорчил обиженную рожицу и пискнул от бессилия — от писка в типографии «Литературной газеты» слегка оплавился набор шестнадцатой страницы, особенно в материалах натужных, с ничтожным содержанием юмора. То есть в материалах, подведомственных Лукавому.

В воображении Главного Доброжила сквозь фиолетовую россыпь проступили белоснежные, идеальной белизны, свидетельствующей об абсолютной секретности содержания и недоступности ее противнику, цифры: 11111111111. «Ого!» — удивился он, потому что одиннадцать единиц было обозначением высшей степени важности сообщения, к тому же обстановка на подвластной ему территории была спокойной, правда, угроза термоядерной войны оставалась, однако обмен ударами пока не намечался.