Стадион

— Это я, — учтиво ответил врач. — Выйдите сейчас же и не мешайте мне.

Его спокойный тон сразу же охладил Карцева.

— Ничего опасного?

— Через три месяца опять будет играть в баскетбол.

Тренеры послушно вышли. Несмотря на боль, Русанов улыбнулся.

В раздевалку, где после матча собрались американские баскетболисты, Шиллинг вошел не без внутренней робости. С этими двухметровыми парнями всегда много возни: они знают, как трудно их заменить, и поэтому позволяют себе держаться независимо. Но тренер ничем не выдавал своей тайной тревоги — ему приходилось бывать и в более трудных положениях.

— Поздравляю, ребята! — воскликнул он, затворяя за собой дверь. — Дали жару русским. Они вас всю жизнь помнить будут.

Но его оживленное приветствие было встречено полным молчанием, и он, прикинувшись удивленным, спросил:

— Разве вы не рады своей победе?

— Поздравляйте своего Джилькса, — послышалось из угла раздевалки.

Шиллинг не видел, кто это сказал, но сразу почувствовал напряженную атмосферу. И действительно, после игры баскетболисты вернулись в раздевалку мрачные и сердитые. Они прекрасно все поняли, и поэтому настроение у них было подавленное. Каждый чувствовал себя так, будто его схватили за руку, когда он клал на стол фальшивые карты. Джилькс сделал свое дело так ловко, что формально его никто не смог бы обвинить в преднамеренности, и все же на стадионе уже знают правду, и стыдно глядеть в глаза новым друзьям, будто ты соучастник этой подлости.

Шиллинг тотчас же почуял настроение своей команды, но это его мало тревожило. Он должен был победить любой ценой и победил. А что будут говорить на стадионе, ему безразлично. Приказ выполнен, и это главное. Джилькса могут дисквалифицировать, или посадить в тюрьму, или вообще запретить доступ ко всем стадионам мира. Сейчас это не имеет значения. Он блестяще сделал свое дело и теперь может убираться ко всем чертям. А с этими долговязыми спортсменами Шиллинг сумеет справиться. Это уже проверено… Откуда–то из–за угла вдруг встал во весь свой двухметровый рост капитан команды Генри Шорт, один из наилучших игроков не только студенческой команды, но и всей Америки. Он подошел к Шиллингу, поглядел на него сверху вниз и сказал:

— Послушайте, Шиллинг, вы не можете сгинуть отсюда ко всем чертям? Если вы не сделаете этого по своей воле, то мне придется вам помочь. И советую не медлить. После ваших грязных фокусов у нас неважное настроение.

Менаджер смотрел на Шорта, как на колокольню, запрокинув голову, и в его узеньких, заплывших жиром глазах светилось искреннее изумление.

— Что с вами случилось, Генри? — сказал он, становясь на цыпочки и стараясь потрепать баскетболиста по плечу.

— Хотите знать, что? — Шорт схватил Шиллинга за свитер на груди и сильно тряхнул. — Сейчас я вам скажу — что: я не согласен так играть. Если этот Джилькс, — он указал на одинокую, забившуюся в угол фигуру, — еще раз появится на поле, я немедленно прекращаю игру, и никакие контракты не заставят меня прикоснуться к мячу. Проиграли, так надо честно это признать, а не калечить людей. Мне от стыда хотелось убежать с поля за сто километров.

— Что–то вы распелись, — отозвался Джилькс, — как бы потом не пришлось плакать, Шорт!

— Посмотрим, кто из нас будет плакать, — сказал Шорт, — во всяком случае рекомендую вам на поле не появляться. Лучше бы вам избрать другую сферу деятельности. Понятно?

Шиллинг почувствовал, что атмосфера в раздевалке стала слишком накаленной, и поспешил прекратить разговор.

— По–моему, вся эта история не стоит выеденного яйца, — заявил он. — Джилькс славный парень, и я уверен, что к следующему матчу вы с ним помиритесь.

— Не надейтесь, Шиллинг, — не вставая с кресла, сказал Том Гаркнес. — Я тоже уйду с поля, если на нем хоть раз еще появится Джилькс.

— Ах так! — воскликнул Шиллинг. — Я сделал все, чтобы помочь вам выиграть, а вы еще меня и упрекаете! Вы бездарности, вы не баскетболисты, а телеграфные столбы! Вы чуть не проиграли русским, чуть не осрамили Америку и еще недовольны тем, что я вас выручил. Стыд! Позор!

— Да, мы недовольны, — ответил Гаркнес, — я не желаю выигрывать таким способом. И вообще, какого черта вы нам не разрешаете разговаривать с русскими? Они славные ребята и здорово играют в баскетбол. Еще один такой случай, и я обо всем расскажу корреспондентам. Вы меня знаете, и я вас не боюсь.

— Что вы плетете, Гаркнес? — всплеснул короткими, жирными ручками Шиллинг. — Ведь они коммунисты! Они наши главные враги и противники, они реальная угроза для нашего американского образа жизни. Как вы смеете так говорить?

— А мне на это наплевать, — Том небрежно плюнул в сторону Шиллинга. — Теперь я уже знаю, какая они угроза. Такие же точно люди, как и мы, ни больше ни меньше. Можете не волноваться, заразиться коммунизмом я не боюсь, но предупреждаю всех, что ломать им ноги на поле не разрешу. Понятно?

— Помните, — истерически выкрикнул Шиллинг, — что дружба с русскими граничит с изменой!

— Вот дурак! — сквозь зубы сказал Шорт, садясь в кресло спиной к менаджеру. — Убирайтесь–ка отсюда, а то могут быть неприятности.