Стаф

Может быть, еще кто-то в группе имел кличку, относящуюся к собакам? А может речь вообще не про нас?

Ничего не ясно… Да, и почему сразу соотнес Барабека с пингвином? Из-за брошенной ненароком фразы Джоре, вырванной из «Песни о буревестнике»? Так тот первый начал декламировать бессмертное творение классика. И, что-то я высокого стал о себе мнения, вон даже с легкостью воспринял прозвище «бойцовский пес», применив именно к себе. Прибил с величайшим трудом какую-то крысу-переростка, а уже возомнил себя, чуть ли не богом войны.

Еще один аспект: буквально пару часов назад у меня не вызывало сомнений, что ко мне наставник применил «Плеть боли», на деле же произошел системный сбой Магги. Поэтому нужно ко всему подходить взвешенно.

Бесило отсутствие информации. Кругом одна кофейная гуща, гадальный шар и другая невнятная и непонятная хрень, по которой делаешь «безупречный» прогноз биржевых котировок на год вперед.

Но, если я все же прав, и речь шла о нас, то чем это может грозить?

Необходимо было понять, потому что, судя из фразы девушки, ничего на этапе возможной гибели «пингвина» не заканчивалось для «пса». Только начиналось. А еще немалого труда стоило оставаться невозмутимым, натянув на лицо полупрезрительную маску безразличия ко всему и всем.

Тем временем мы вывернули на широкую прямую улицу. Здесь оказалось на порядки больше прохожих. Здоровенный колоритный бородатый мужик в синей униформе, в фуражке с треугольной кокардой и в кожаном фартуке, тщательно подметал тротуар и недовольно зыркал чернущими глазами по сторонам. Отчего делался совсем уж похожим на лесного разбойника, как их показывали в многочисленных фильмах.

Людей на улице было много, некоторые спешили куда-то, чаще те, на коих красовалось сюрко с клановым знаком и те, что носили спецодежду, кольчуги, какие-то бронежилеты или нечто маготактическое, а за спинами имелись тощие и набитые под завязку рюкзаки. Эти господа часто были сплошь увешены холодным оружием, словно новогодние елки игрушками.

Местные, одетые не по-походному или боевому, а в обычную одежду, чаще что-то из классики, прогуливались, сидели на многочисленных скамейках и за деревянными столами в летних кафешках, читали газеты, переговаривались и так далее, далее, далее.

Но кинжалы и ножи зачастую, если судить по ножнам, крайне причудливых форм, имелись у каждого, включая женщин, подростков и детей младшего школьного возраста. Последних было немного, но все же…

По другую сторону тротуара росли напоминающие кипарисы деревья, усыпанные розовыми и белыми цветами, размерами с десятикопеечную российскую монету. От них исходил терпкий и одновременно какой-то тонкий, но очень приятный аромат. Огромные пчелы и шмели создавали настоящий самолетный гул, собирая нектар.

Нередко проезжали конные экипажи, копыта лошадей стучали по мостовой. Вообще, окружающая реальность напоминала специфические, но отлично проработанные декорации к фильмам про конец XIX-го, начало XX-го века. Пока еще окончательно не верилось, что смартфоны, компьютеры, ноутбуки, интернет — все-все достижения земной цивилизации для меня остались в прошлом. Будущее же — туманно.

На нашу группу местные не обращали внимания, и только я удостаивался где презрительного, а где и удивленного взгляда. Что не мешало мне крайне внимательно рассматривать все и всех. Насчет же внешнего вида практически не комплексовал. Доберусь до своего нового обиталища, отмоюсь, а там посмотрим.

Отметил с каким-то детским удивлением очень важную деталь — на лицах горожан не отражалась печать безнадежности, некой обреченности, озлобленности ли. Это было бы логично, учитывая рассказанные кураторами ужасы о местных реалиях, как и о вероятности сдохнуть, приближающуюся к абсолютным значениям.

Нет, люди не улыбались постоянно, будто пережравшие психотропных средств или надышавшиеся сладкого чуйского дыма, а испытывали вполне обычные эмоции — где-то радость и веселье, где-то озабоченность и серьезность, где-то злость и ярость…

Норд-Сити именно жил, а не выживал, доедая последний…, пусть будет — «корень жизни» без соли. И вот эта обыденность, повседневность ли позволила не погрузиться окончательно в глубины депрессии (чему способствовало собственное положение, практически рабско-скотское), рождающей безнадегу, коя порой океанскими штормовыми волнами захлестывала и перехлестывала с головой. Топила. Огромный долг, вероятность подставы со стороны наставников, со смертельным для меня исходом, еще, до кучи, постоянно возможное наказание плетью тянули на дно пудовыми гирями на ногах, рождая безумные мысли и желание убивать.

Всех! Всё! Вся!