Стая

Шон: «И половины не сделал. Приходи в гараж».

«Буду через час».

После похода к водопаду прошло несколько дней, и с тех пор Шон почти до меня не дотрагивался. Когда мы зависаем с ребятами, он постоянно меня обнимает, но каждый вечер уходит, скромно поцеловав в лоб. От его противоречивых намеков хочется лезть на стену. Он словно ждет чего-то…и я не могу понять, чего именно. Но я не жалуюсь, а подыгрываю ему, потому что, признаюсь, получаю удовольствие от этой тоски и предвкушения. Я никогда не была распутной женщиной, но из-за влечения к Шону становится трудно придерживаться своих принципов. Парни из моего прошлого и рядом не стояли с этим мужчиной. И сейчас, смотря на свое отражение в зеркале, я вижу, как расцвела от внимания Шона. Это кайф, о котором я почти позабыла. Кайф, от которого торчишь сильнее, чем от любого другого наркотика. На моем сердце уже есть несколько рубцов, но оно продолжает уверенно биться, беспрестанно напоминая, что, играя в его игры, я становлюсь уязвимой. В глубине души я чувствую угрозу. Но пока нахожусь в блаженном неведении, более чем готовая к очередной дозе.

– Не могла бы ты отложить телефон, пока мы ужинаем?

Я вытягиваюсь в струнку, чувствуя на себе взгляд Романа, и запихиваю мобильник в карман, а потом снова берусь за вилку.

– Извините, сэр.

– Сегодня вечером ты постоянно отвлекаешься.

Потому что предпочла бы сейчас находиться в компании Шона. Не знаю, зачем Роман настаивает на совместных ужинах. Разговор не клеится, наши совместные трапезы проходят невыносимо неловко – во всяком случае, для меня. Сложно угадать, что беспокоит Романа, потому что этот человек непробиваемый камень. Он всегда недоволен, и кажется, что никакую другую эмоцию выжать из себя не способен. Чем дольше я живу в его доме, тем сильнее он кажется мне незнакомцем.

– Какими были твои родители?

Прежде я ни разу о них не спрашивала. Даже в детстве. Даже, когда была ребенком и могла прибегнуть к напускной дерзости, я понимала, что лучше не спрашивать. Они оба ушли из жизни, если верить той скудной информации, что знали я и мама.

Роман идеально ровно набирает на вилку пасту.

– Что конкретно тебя интересует?

– Они были такими же общительными, как ты?

Отец скрежещет зубами, и я мысленно поздравляю себя, но и бровью не веду.

– Они вели светский образ жизни, а мой отец регулярно посещал поле для гольфа.

– От чего они умерли?

– Они пили.

– Яд? Они отправились на тот свет в стиле Шекспира?

– Смерть тебя забавляет?

– Нет, сэр. – Меня забавляет этот разговор.

– Они умерли почти сразу друг за другом. С разницей в три года. Когда я родился, им было за сорок.

– В этом смысле ты их опередил, да?

Моя мать родила меня в двадцать лет, а Роман был старше ее на двенадцать. Он урвал лакомый кусочек.

– Я вообще не планировал заводить детей.

Я растопыриваю пальцы и быстро трясу ладонями.

– Сюрприз. У вас девочка.

Даже ни намека на улыбку.

– Как с тобой тяжело. – Я делаю глоток воды. – Извини за подгузники, тут уж ничего не поделаешь. – Я уверена, что этот мужчина не менял мне подгузники. Ни разу.

– Сесилия, ты весь вечер собираешься так себя вести?

– Можно только надеяться. – Что ты не изничтожишь мою душу своим убийственным взглядом.

– Выходит, ни родителей, ни женщин. А друг, с которым можно отдохнуть, у тебя есть?

– У меня есть компаньоны. Много.

– Так как же Роман расслабляется?

Очередной неодобрительный взгляд. Я ничего не добьюсь.

– Ужин был очень вкусный, но на сегодня у меня запланированы неотложные дела. Могу я уйти?

Он даже не раздумывает.

– Да.

И сдается мне, я слышу, удирая из столовой, как у отца вырывается точно такой же вздох облегчения.

Почти через час я захожу в гараж, и первым меня встречает Тайлер с ямочками на щеках. Он окидывает меня взглядом, и я наслаждаюсь его вниманием. Сегодня я уделила своему телу особое внимание, увлажнив его лосьоном с эфирным маслом можжевельника. Уложила волосы пляжными локонами и нанесла бронзатор, чтобы кожа сияла даже в свете тусклой желтой лампы. Немного накрасилась, чтобы проглядывали веснушки, которые так любит Шон. Но губы намазала ярко-розовым под цвет своего нового сарафана.

– Черт возьми, девочка, да ты соблазнительная штучка, – говорит Тайлер и тепло меня обнимает. Шон тем временем стоит вдалеке от остальных и ведет в другом конце гаража беседу с Домиником. На приличном расстоянии их напористый тон приглушен играющей на заднем фоне песней «The Joker» Стива Миллера. Похоже, они ведут жаркий спор, поэтому я решаю к ним не подходить. Следующим со мной, кивнув и бросив одобрительный взгляд, здоровается Джереми и делает удар кием на бильярдном столе. Джереми пониже ростом, но тренажерный зал явно его второй дом. Под простецкой одежкой скрываются крепкие мышцы, но они ему под стать. У него новомодная бородка, а поверх футболки спортивные подтяжки. Его каштановые волосы стрижены короче, чем у Шона, которому досталась шевелюра, словно пораженная божественной молнией.

– Будешь играть, Си? – протяжным тоном спрашивает Джереми и забивает в лузу «девятку».