— Об этом расскажешь судье, но сомневаюсь, что он тебе поверит. Ты — убийца, Коля, и если ты думаешь иначе, то сейчас тебя отведут обратно в подвал, и будут убеждать. Я уверен, что послезавтра ты признаешься не только в том, что убил Седова, но что и съел его. Действие наркотика, который тебе ввели, скоро кончится и тебе снова будет больно. Так что будь здоров, как это ни кощунственно звучит. Как захочешь признаться, дай знать. Моя фамилия — Крыленко. Сейчас — семь утра. У меня сегодня выходной, и вообще Новый Год сегодня. Так что соображай, Коля. Даже если ты сегодня и надумаешь сегодня признаться, меня найдут не сразу, а тех, кто тебя пытается убедить, могу остановить только я. Понял?
Коля сидел с опущенной головой:
— Но так же нельзя, — прошептал он.
— Можно, Коля, можно. У тебя есть выбор: или пишем явку с повинной, суд это учтёт. Через час у тебя будут сигареты, чай, еда, хороший адвокат, завтра свидание с матерью. К тому же я гарантирую тебе минимальный срок и позабочусь, чтобы на зоне тебя устроили в хорошее место. А если будешь твердить своё, то всё равно сядешь, доказательств достаточно. Но до освобождения ты не доживёшь, здоровье ты оставишь тут, в подвале. Подумай, дурачок, о тебе забочусь.
Крыленко вызвал конвой и велел увести Лыкова. На этот раз Лыкова не посадили в одиночку. Камера оказалась общей. Кроме Лыкова в камере было ещё пятеро арестованных. Колю удивило, что все они были, как на подбор: рослые, крепкие, мускулистые. Но у него слипались глаза от бессонной ночи и непрерывных побоев. Поэтому он свалился на свободные нары. Поспать Лыкову не удалось.
— Ты чего же, землячёк, с братвой не поздоровался? — ткнул его в бок один из сокамерников.
— Да он, похоже, нас не уважает, — поддержал его другой, — придётся его научить.
— Да ладно, ребята, отвяжитесь. Я спать хочу, — сказал Лыков, который уже бывал в изоляторах, тюрьмах и зонах. Он знал, как себя надо вести, что можно, а что нельзя.
— Ну, ты даёшь, паскуда, ребят нашёл, — снова ткнул его первый. Потом он поднял Колю за шиворот и с размаху бросил его на пол. Не успел Лыков закричать, как трое принялись его мутузить. Били ловко и умело. Коля не помнил, сколько продолжалась эта пытка. Но тут их остановил ещё один сокамерник, не принимавший участия в избиении:
— Хорош, стойте, вы, архаровцы. Набросились на пацана.
Бить перестали.
— Вы что не видите, что это свой пацан. Даже не пискнул. Кто ещё его тронет, башку оторву.
Он подошёл к полумёртвому Лыкову, поднял его и усадил на нары. Потом вытащил изо рта папиросу и сунул её Лыкову в рот:
— На, братан, курни. А вы, шавки, соберите чего-нибудь похавать. И чифиру сварите.
Через десять минут Коля, съев пару бутербродов и выпив чаю, почувствовал себя легче. Его спаситель, назвавшись Герой, спросил:
— Звать-то тебя как, земляк?
— Коля зовут. А фамилия Лыков. Погоняло у меня «Лык».
— Ты, что? Сидел что ли?
— Два раза, первый раз по малолетке.
— Шьют тебе чего?
Лыков всё подробно рассказал Гере и в конце добавил, что сам не знает, за что сидит. Тот выслушал, смачно сплюнул сквозь зубы и сказал:
— Влип ты, паря. Раз твои пальцы на волыне, и шалава твоя бывшая про угрозы ментам напоет, то им теперь твоё признание не нужно. Советую сознаться, тогда, может, пожизненное и не дадут.
— Но я не знаю никакого Седова.
— Это ты можешь там, — Гера показал пальцем в потолок, — следаку лапшу вешать, а мне-то всё ясно.
— Ты мне не веришь?
— Что я тебе, прокурор что ли, верить или нет. Я тебя от этих шакалов спас? Спас. Это точно. А ты меня слушать не хочешь. Подумай над моими словами, если, конечно, жить хочешь.
Гера лёг на нары и закрыл глаза. Лыков тоже прилёг, но не для того, чтобы спать, а сосредоточиться. И тут в его голову пришла совершенно очевидная мысль: все его сокамерники — подсадки. И они прекрасно разыграли свой спектакль. Одни бьют, другие спасают. Одни плохие, другие хорошие. Жертва тянется к спасителю и раскрывает перед ним душу. Умный, сильный, авторитетный спаситель даёт совет, как себя вести на следствии. Или жертва соглашается и даёт нужные показания, или её продолжают бить до тех пор, пока нужные показания ей дать приходится, чтобы прекратить эти мучения. Вариант беспроигрышный. Незаметно Лыков уснул. Проспав пару часов, он поднялся с нар и подошёл к Гере.
Гера спросил:
— Ну что, Лык, надумал?
— Да, я, пожалуй, воспользуюсь твоим советом.
— Вот и молодец! — как-то облегчённо вздохнул Гера. Он не заметил, что переиграл, но от Лыкова это не ускользнуло.
Когда раздавали еду, Гера дольше обычного задержался возле кормушки. Потом он объяснил свой разговор с вертухаем весьма оригинально:
— Сейчас легавый за водкой сгоняет. Сегодня Новый Год и пора бы нам разговеться.
Все бурно приветствовали это заявление. Сразу после еды Лыкова вызвали на допрос.
— Теперь мне всё ясно. Гера сообщил, что я дозрел, — думал Лыков, идя по коридору.
Крыленко был уже в кабинете:
— Здравствуй, Коля.
— Виделись.
— Точно. Ну, лишний раз пожелать здоровья не помешает.
Чувствовалось, что своим решением признаться, Лыков снял у них много проблем: и у Геры, и у Крыленко.