Стая

Руки Гюды отяжелели, повисли никчемными гирями. До сего мига она не понимала, как привыкла к Орму, к его хирду, к редким беседам с его желтоглазым помощником и мудрым изречениям тощего Кьетви. С ними ее никто не смел обидеть, они были слишком сильны для обитателей этой усадьбы, хоть ее владелец и называл себя конунгом… Вдруг мелькнула неясная мысль – а если-б она пошла этой ночью к Орму, может, он передумал и остался бы? Или взял ее с собой?

– Почему? Почему я не пошла? – выдохнула Гюда, прикусила губу.

Внутри у княжны все дрожало. Великий Велес, лучше б ее выпороли, чем бросили вот так, легко, как разонравившуюся вещь!

Двойняшки ее вопроса не поняли, но боль в голосе почуяли. Переглянулись, расцепили руки, вложили маленькие ладошки ей в пальцы.

– Не плачь, – сказала Лиина.

– Тебе будет хорошо с нами, – сказала Меина. Из-за них, их сочувствия и тонких утешающих голосов, захотелось не просто плакать – взвыть в голос.

– Орм продал тебя очень дорого, – сказала Лиина.

– Он не продал! – возразила Меина. – Он дал Тюррни много разных дорогих вещей и сказал, что еще вернется за своей рабыней и остальной добычей.

– Продал! – Лиина опять сунула палец в рот и принялась сосать его с громким назойливым причав-киванием.

– Нет, не продал! – возмутилась Меина и вытащила ладонь из руки Гюды.

Лиина не замедлила сделать то же самое. Обе девчонки, насупившись, застыли друг напротив друга – нахохлившиеся, взлохмаченные, в длинных, доставшихся в наследство от матери и наспех перешитых рубахах.

– Я лучше знаю, – наконец надумала прекратить спор Лиина.

– Нет, не знаешь! – Меина подступила к ней вплотную, толкнула сестру грудью. Не вынимая пальца изо рта, та, в ответ, боднула ее головой в плечо. Затевалась потасовка.

Скорее по привычке, чем по здравомыслию, Гюда схватила обеих за вороты, оттащила друг от друга:

– Цыц у меня!

Девчонки испугались, примолкли. Волоча их за собой – чтоб опять не подрались, Гюда двинулась в сторону реки. У спуска, где тропа выписывала петлю, обходя невысокий торчащий из земли камень, остановилась. Отсюда она видела корабли, людей у пристани, хирдманнов, берущих весла и укладывающих их у одного борта – для отталкивания. Гюда видела и Орма – высокого, сильного, в белой рубашке и кожаной безрукавке. Ветер отбрасывал его волосы назад, открывал лицо. Орм стоял на носу драккара – перегнувшись через борт, о чем-то разговаривал с Сигурдом. На другом драккаре главенствовал Харек. В отличие от своего хевдинга, Волк смотрел на реку, люди его не интересовали.

Весла поднялись, перемахнули лопастями через корабельные борта, мягко опустились, уперлись в землю. Плавно, будто неохотно, драккары отлепились от пристани. Люди на берегу закричали, замахали руками. Гюда отпустила одну из близняшек, тоже подняла руку.

Теперь она на самом деле осталась совсем одна.

Глава четвертая КОНУНГ

Вдали от родины Избор перестал замечать ход времени. В Альдоге каждый год проворачивался медленно, как колесо старой телеги: перекликался звонкоголосыми птицами изока и травня, плакал желтыми и красными дождями листопадника, шелестел метелями сечня, звенел ручьями березозола[133]. Здесь, в чужой земле, все было иначе, и время неслось вскачь быстроногим жеребцом, еще не отведавшим тяжести наездника.

Будто веселые воды ручья, промчался мимо Агдир, с властвующей над ним надменной и все еще красивой седой женщиной, что была матерью самого могучего конунга здешних земель. Эта женщина вспомнила Бьерна – увидев, обняла его, как сына. Выслушала просьбу, сказала.

– Твое горе – мое горе.

Ее сухая ладонь легко коснулась руки Избора, умные глаза смотрели с грустью и пониманием.

– Мой сын будет рад помочь тебе, – сказала она, и на следующий день Бьерн приказал готовить драккары к отплытию.

– Ее сын, Хальфдан, ушел в Согн, – объяснил он. – Мы послужим ее сыну, она поможет нам. Такова сделка.

Наверное, погибший в море Энунд охотно согласился бы с ним. И Избор согласился. Они пошли в Согн. Мимо высоких неприветливых скал, мимо извилистых, манящих лесными холмами берегов, мимо широких проливов фьордов и островов, ревниво взирающих на проплывающие корабли.

Избор думал, что в Согне их ждет битва или радушный прием, но их ждала сама смерть. Над всем Согном поднимался в небо дым погребальных костров. Хоронили не убитых – умерших. Страшная неведомая хворь посетила каменистые земли Согна, унесла тех, в чьи дома успела постучать костлявой рукой, и даже тех, кого приметила по дороге.

Главная усадьба Хальфдана – Лаувейя стояла в глубине Согна, далеко от берега. Оставив корабли у какого-то лысого и неприветливого бонда – приятеля Бьерна, альдожане двинулись по наезженной дороге в Лаувейю, или «Лиственный остров», как переводилось название на словенский.

Усадьба стояла в сосновом бору, однако в низинке и на подступах к ней высоченные ели сменялись крепкими дубами и тонкоствольными березами. Может, отсюда и пошло название усадьбы…

Еще издали Бьерн заметил дым кострищ, поднимающийся в небо из-за древесных крон.