Стая

Взгляд лесной девки ей не понравился. Темнота многое скрывала, однако было в ее наивных голубых глазах что-то поганенькое, потаенное. Да и вся она была ненастоящей – бледной, липкой, сладкой, будто кусок сахара. У Айши на языке так и вертелось: «Не верю я тебе», – но кинула быстрый взгляд на больного ярла, смолчала.

– А меня зовут Скъяльв, дочь Юхо, – опомнилась голубоглазая щебетунья, двумя пальчиками поправила завиток волос возле уха. Обращаясь к людям Орма, растянула в улыбке узкий рот: – Я рада принять в своем доме могучих воинов…

Не успел еще ветер долететь от одного края земли до другого с той поры, когда Айша величала трусами да жалкими псами тех, кого Скъяльв столь споро назвала могучими воинами. Недаром на усталых грязных лицах появились одобряющие улыбки, а исхудавшие да измученные, но еще крепкие мужские тела размякли, будто снопы под дождем. Забыв, что еще недавно именовали Скъяльв колдуньей, что боялись входить в ее дом, воины мялись пред ней виноватыми щенками, разве что не скулили, умоляя о ласке. Потянулись длинной вереницей мимо Скъяльв в ее усадьбу. Та кивала каждому благосклонно, приветствовала, Рабы засуетились – один взялся указывать дорогу к отведенной для пришлых избе, другой побежал за бадейкой. Нашел, черпанул воды из огромного чана у ската крыши, расплескивая, поволок воду к гостям.

Оставшись в темноте за спиной Айпш, Скъяльв принялась толковать Орму о погибшем из-за града урожае, о том, как после смерти отца, люди стали уходить из усадьбы, а она не удерживала их, охваченная горем. Так, в горе, упустила всех работников, и теперь ей приходилось справляться одной с огромным хозяйством. Белоголовый изредка коротко поддакивал, тяжело дышал.

– Вот дура-то, – про себя прошептала болотница.

Неужели тощая лесная девка не замечала на щеках ярла следов лихорадки? А если их не видела, то уж залипшую гноем рану не видеть не могла…

Айша не для того набросилась на Слатича и его друзей в лесу, чтоб терять драгоценное время здесь, в усадьбе. Решительно втиснулась меж ярлом и Скъяльв, к девке лицом, процедила сквозь зубы:

– Ярл устал с дороги.

– Что? – не расслышав, склонилась к ней Скъяльв.

Изо рта девки резко пахнуло мятой и корнем кошачьей травы.

Вот с чего была она такой ласковой да покладистой – надралась дурманного зелья, будто мужик медовухи, еле на ногах стояла. А эти-то дурни – «колдунья, колдунья»!

Чуть не засмеявшись вслух, притка ухватила Скъяльв за край расшитого узорами ворота, подтянула ее голову к своим губам, сказала тихо, чтоб Орм не слышал:

– Он умирает!

– Чего? – дыхнула мятой красавица. Разговаривать с ней было бесполезно – судя по запаху, соображать она могла начать лишь к утру.

Айша услышала за спиной сиплый вздох, оглянулась.

То, чего она опасалась, все же произошло – держась за грудь, Орм оседал вниз. Притка метнулась под него, ощутила, как на плечи навалилась страшная тяжесть, принялась гнуть к земле. Понимая, что не устоит, Айша завизжала:

– Слатич!!!

На подмогу никто не спешил, а может, время бежало так быстро, что людские ноги за ним не поспевали. Пытаясь продержаться подольше, притка обеими руками вцепилась в желтый передник Скъяльв. Ткань затрещала, Скъяльв обиженно заскулила. Ноги притки подломились в коленях. В последний миг, когда она стала опускаться наземь, рядом забухали тяжелые шаги. Одним движением Слатич перекинул ярла на свое плечо, свободной рукой поддержал Айшу, не позволив упасть.

– Тащи в избу, – сквозь полу вздохи-полувсхлипы велела Айша.

Воин послушно затопал прочь, волоча на плече обмякшее тело Белоголового. Направился к дому, у дверей которого в слабом факельном свете сновали темные тени.

– Не туда! – рявкнула ему в спину Айша. – В хозяйскую!

Она судила просто – если у Скъяльв были в запасе кошачьи трава да мята, то могло найтись и что-нибудь пополезнее. Айша видела ее рабов – упитанных, холеных, не хуже иных князей. А ведь им приходилось работать за семерых. Колдовством тут, конечно же, и не пахло, зато травами попахивало. Скъяльв вовсе не была колдуньей, как опасались воины, – обычная зелейница[162], которых в Приболотье в каждом печище жило по десятку…

Изба Скъяльв оказалась самой обычной травной избой. С потолка свешивались сухие пучки трав, по стенам, на вбитых в щели меж бревен сучках, покачивались мешочки с орехами, грибами, толчеными порошками семян, угольями из прошлогодней печи, сушеными мышиными лапками, хвостами ящерок и множеством прочей мелочи, столь нужной каждому зелейнику. Вдоль стен избы стояли накрытые шкурами лавки, у подпирающих матицу[163] столбов полыхали плошки с топленой смолой и паклей, посередке, обложенный островерхими камнями, дымился затухающими угольями круглый очаг.

– Сюда, – Айша указала Слатичу на ближнюю к очагу лавку.

Словен послушно свалил на нее свою живую ношу. Орм застонал в беспамятстве, судорожно дрогнул, перекатился на спину. Одна рука ярла свесилась с лавки, коснулась пола костяшками согнутых пальцев.

– Дай-ка… – Притка резко рванула его рубаху от ворота к ластице.