Стая

…Солнце, снег, лед. Блестят, режут глаза. Кровь. Тянется красной дорожкой. Человек. Убегает. Неуклюже и медленно – в сравнении со стелющимися надо льдом прыжками твари. Окровавленная спина все ближе… Прыжок. Истошный вопль загнанной дичи. Победный, яростный рык. Трепещущее на клыках мясо. Сладкий вкус крови. Огромное красное пятно на льду озера…

…Лес – не густой, низкорослый. Не мешающий стремительному бегу. Дичь. Другая дичь. Далеко. Не видна. Но запах – запах боли и страха – ведет через лес. Могучая туша с хрустом таранит подлесок. Дичь. Убегает. Оглядывается. Падает, споткнувшись. Прыжок. Кости трещат на клыках. Длинные седые волосы, окрашенные кровью…

…Снова лес – высоченные мачтовые сосны. Стремительные прыжки куда-то… Голод. Голод. Голод. Голод и боль. Всё сильнее. Всё больнее… Запах. Вкусный. Пища. Туда. Осторожно. Косматый зверь. Чужой, другой. Рычит, встает на дыбки. Скалит клыки – маленькие и смешные, но тварь не умеет смеяться. Чужой зверь замахивается лапой… Боль в плече. Вкус крови на клыках. Мясо – много, очень много. Окровавленное, еще живое. Боль и голод стихают…

…Нет ничего – ни озерного льда, ни леса, ни клетки с серебряными прутьями. Ничего. Потом появляется что-то – страшное, огненное, не просто обжигающее, но сжигающее всё до костей. Сами кости тоже сгорают, исчезают. Остается лишь боль. Хотя болеть уже нечему. Сгорело всё. Но корчащийся сгусток боли воет и мечется в море огня… Инстинктивное ощущение: здесь быть нельзя. Надо вырваться из пламенного ада. Вырваться любой ценой. И тварь вырывается – сквозь боль, сквозь огненный ад… Не удается. Ее не выпускают. Какие-то мерзкие существа пихают и пихают ее обратно, в огненную бездну. Тварь не видит их – перед глазами стоит слепящая стена – но чувствует их прикосновения и запах. А потом она вдруг начинает ощущать свое тело. Не огромный сгусток боли, но мышцы, подчиняющиеся приказам мозга. Тварь воет – коротко и торжествующе. Разрывает, смахивает что-то неприятное и непонятное, опутавшее, мешающее движениям. Начинает убивать – быстро, уверенно. Мерзкие существа гибнут одно за другим. Вновь прекрасный вкус крови. Вновь трепещущие комья плоти проваливаются в желудок, и…

Ростовцев открыл глаза. И тут же снова закрыл – яркий, ослепляющий свет терзал зрение. В ушах до сих стоял оглушительный вой. Глотку саднило. Мышцы болели – все до единой. А самое главное: хотелось есть. Хотелось так, что желание это заглушало все прочие мысли и чувства.

Сквозь узенькую щелочку век он посмотрел вокруг. И не понял, где находится.

Взгляд выхватывал отдельные фрагменты общей картины. Вот кусок стены, оклеенной древними, выцветшими фотографиями, вырезанными из журналов… Вот колченогий стол – самодельный, грубо сколоченный из обрезков досок разной толщины… У стола – табурет, тоже не фабричного производства.