Стая

«Даже не спрашивает, кому я поверил,— подумал Карцев.— Конечно, сговорились. Этот арестует. Ему ничего не стоит».

А Федченко снова зашагал по кабинету, раздраженно теребя усы, потом опять остановился перед Карцевым.

— Выходит, сознательности в тебе нет, исправлять свое поведение не собираешься. Так надо понимать?

— Как хотите, так и понимайте.

— Вот видишь? И еще грубости говоришь.

— Вы мне их больше наговорили.

— С такими, как ты, милый человек, только строгостью и можно. Ты разве другой подход понимаешь?

— Я никакие подходы не понимаю.

— Именно,— охотно согласился Федченко.— Никакие. Я-то понял, что кое-кто уже всякие церемонии с тобой разводил. А ты им — шиш. Так, что ли?

«Это он на Панова, кажется, намекает,— подумал Карцев, и в душе на миг шевельнулось какое-то сомнение.— Как будто даже доволен, что я тому ничего не сказал».

— Так, что ли? — повторил Федченко.

«Чего он выпытывает?» — подумал Карцев.

— Так,— отрезал он.

— Ну, а теперь слушай,— строго произнес Федченко,

внутренне довольный что хотя бы не он один потерпел неудачу с этим обозленным, дерзким парнем.— Я уже сказал, материала на тебя у нас хватает. Но пока отпускаю. Ступай. И помни, на ниточке ты у меня висишь. Днем и ночью об этом помни. Я с тобой церемонии, как другие, разводить не буду. Чуть что — и готов ты, милый человек, спекся.

...Было уже совсем поздно, когда Карцев вернулся домой.

— Ну, наконец-то! — кинулась к нему Марина Васильевна.— Я прямо места себе не находила. Кошмар какой-то!

— Чего он от тебя хотел? — буркнул Владимир Семенович.

Раздеваясь, Карцев как можно более беспечно сказал:

— Дурак он и милиционер. Вот и все.

К его удивлению, Марина Васильевна покачала головой.

— Там есть умные люди, Толик. Мне... мне говорили.

Рано утром Карцева вдруг позвали к телефону. Звонил Панов.

— Толя? Ты сегодня как работаешь? Сегодня среда.

— Знаю. Работаю с трех.

— Не могли бы мы встретиться?

— Нет,— сухо, с накипающим раздражением ответил Карцев.

Панов встревоженно спросил:

— Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного.

— Ну, а когда мы увидимся?

— Когда повестку пришлете или... или милиционера!

— Ничего не понимаю,— с расстановкой произнес Панов.— Может, объяснишь?

— Сами все знаете лучше меня.

Виктор повесли трубку и закурил.

С Карцевым определенно что-то случилось. Парня словно подменили. И это произошло в тот решающий момент, когда он был Виктору особенно, как никогда, нужен.

Наступила среда.

Глава VIII. ЗАБОТЫ, ВОЛНЕНИЯ, А ГЛАВНОЕ — ЛЮБОВЬ

Бескудин обычно приезжал на работу рано. Он неторопливо проходил пустыми, гулкими коридорами, отпирал дверь своего кабинета и, распахнув форточку и стряхнув полную до краев пепельницу в корзину, усаживался к столу. Федор Михайлович любил этот час тишины и покоя и очень им дорожил. Сначала он просматривал утренние газеты, которые приносил с собой, потом вынимал из сейфа бумаги. Тишина окружала его, ее не нарушали ни хлопнувшая где-то дверь, ни чьи-то отдаленные шаги, ни даже уборщица, бесшумно появлявшаяся в его кабинете. Все это были пустяки по сравнению с круговоротом неотложных, срочных дел, споров и волнений, возникавших с началом рабочего дня. И Бескудин, входя рано утром в высокие двери Управления и предъявляя дежурному милиционеру свое удостоверение, каждый раз с удовольствием предвкушал возможность хоть час побыть в тишине и одиночестве.

Так было и в это утро. Но, к своему удивлению, Федор Михайлович вдруг увидел в пустом коридоре Панова, нетерпеливо и, видимо, уже давно поджидавшего там кого-то, то есть, конечно же, не кого-то, а именно его, Бескудина.

— Ну,— сказал он, подходя и вытаскивая из кармана ключ.— И чего тебе не спится, чего, говорю?

Тут только он разглядел расстроенное лицо своего молодого сотрудника и быстро добавил:

— Заходи, заходи, раз уж пришел.

Как всегда, он раскрыл форточку, стряхнул в корзину окурки из пепельницы и, усевшись к столу, нетерпеливо сказал, вытаскивая из карманов и раскладывая перед собой очки, папиросы, зажигалку и газеты:

— Ну-с, что там стряслось, давай.

— Плохо дело, Федор Михайлович,— расстроенно произнес Виктор, вытаскивая сигарету из полупустой пачки.

Бескудин укоризненно заметил:

— Уже успел накуриться с утра? Ну, давай, говорю, докладывай.

Виктор, стараясь не упустить ни одной подробности, сообщил ему о вчерашней встрече с Карцевым и о сегодняшнем коротком разговоре с ним по телефону.

— ...И вот просто не знаю, что теперь делать,— закончил он огорченно и растерянно.— Просто ума не приложу.

— М-да,— задумчиво произнес Бескудин, оглядев лежащие перед ним предметы и выбрав папиросы. Затем он с удовольствием щелкнул новенькой зажигалкой и, затянувшись, не спеша закончил:—Случай, я тебе доложу...

Минуту оба молча курили, потом Бескудин спросил:

— Значит, полагаешь, сегодня они чегой-то вычудят?

— Если не хуже, Федор Михайлович.

— Так-так... А Карцев, он что же, по-твоему, не в курсе?

— Думаю, нет. Хотя... не знаю я, что с ним стряслось.