Стая

— Но старуху эту хорошо запомнили?

— Хорошо. И дом, где она живет, тоже.

— А кто там еще живет?

— Муж. Но он больной совсем. И потом племянник к ним заходит. Я его как раз тогда видела.

— Как его зовут?

— Не пом<ню... Николай... Нет, Федор... В общем, не помню.

— Федор...— задумчиво повторил Виктор.— Федька...

Все снова замолчали.

Лес кончился. Вдоль шоссе потянулась узкая щетинистая стена кустарника, за ней — деревни, и снова — окутанные волнистой снежной пеленой поля.

Наконец на каком-то перекрестке свернули в сторону. Дорога пошла похуже, временами машину сильно встряхивало.

Спустя несколько минут въехали в большой пристанционный поселок и, проплутав по улицам, остановились возле одноэтажного каменного здания с красно-синей дощечкой у крыльца: «Милиция».

— Лучше всего подождите нас в машине,— сказал Виктор Пашке и Гале.— А то встречи нежелательны, но возможны. Ладно? Мы скоро.

С местными работниками совещались действительно недолго. Прикинули и так и эдак и, наконец, сошлись на одном: к Прохоровой официально идти нельзя, старуха хитрущая и жадная, ничего не отдаст и ничем не поможет. Тут надо действовать тоже с хитростью.

Насчет Гены Фирсова здесь никто ничего не знал. Не появлялся в поселке чужой парень из Москвы.

— Уж я бы, товарищи, сигнал получил,— уверенно заявил молоденький сержант — участковый уполномоченный в новой щеголеватой форме.

— Ладно,— вмешался Виктор.— Теперь вот что. Из вашего поселка пришло письмо...

Конверт разглядывали долго и придирчиво. Наконец пожилой капитан, начальник паспортного стола, задумчиво произнес:

— Почерк какой-то такой... Вроде мне где-то попадался.

— Наши эксперты дали заключение,— сказал Виктор.— Писал кто-то пожилой, малограмотный, скорее всего женщина.

— Гм...— капитан задумчиво почесал за ухом, потом тяжело поднялся со стула.— Одну минутку. Я сейчас.

Он вышел из комнаты.

Ждать, однако, пришлось не меньше часа.

— Колдует в своих бумагах,— сообщил сержант, посланный на разведку.— Память у него насчет почерков — это что-то невероятное!

— Профессиональная память,— уважительно заметил Устинов.

За это время Виктор успел сходить в закусочную на противоположной стороне улицы и принести бутерброды и пирожки с повидлом, часть из них он по дороге отдал Гале и Пашке, угостил и шофера.

Вернувшись в кабинет начальника розыска, который они временно оккупировали, он нетерпеливо спросил:

— Ну что?

Устинов только махнул рукой.

Все принялись за еду, подтрунивая над начальником паспортного стола.

Капитан вошел в самый неожиданный момент, и один из сотрудников умолк на полуслове. Подойдя к столу, за которым все сидели, он сказал:

— Дайте-ка письмо.

Затем жестом фокусника вынул из верхнего кармана кителя и, развернув, положил на стол, рядом с письмом, листок, вырванный из ученической тетради.

— Прошу.

То было заявление с просьбой прописать временных жильцов на летний сезон.

— Заявление написано соседкой,— пояснил капитан,— по просьбе заявительницы. Но подпись! Прошу сравнить с адресом на конверте.

— Прохорова! — воскликнул Виктор и с восхищением посмотрел на начальника паспортного стола.— Ну, капитан, век вас не забуду!

Через полчаса Виктор и Галя подошли к домику на самой окраине поселка, где жила Пелагея Степановна Прохорова.

Домик стоял сразу за невысоким палисадником и по самые оконца был завален снегом, из которого торчали лишь черные прутики кустов. За домом темнел длинный сарай, и перед ним собачья будка, видимо, пустая — вокруг нее нетронуто лежал снег. Окна домика были плотно занавешены, из трубы слабо вился дымок.

Виктор и Галя остановились перед калиткой.

— Ну, Галочка, смелее,— сказал Виктор.

Кепка на нем была лихо сдвинута набок, воротник пальто поднят, кашне небрежно болталось на голой шее, потому что ворот рубашки был расстегнут и верхняя пуговица оторвана. На одном из передних зубов у Виктора сейчас блестела золотая коронка, придавая ему совсем уже какой-то хищный и наглый вид.

Галя улыбнулась.

— Ой, я прямо смотреть на вас не могу.

— «На тебя», Галя, «на тебя»,— строго поправил ее Виктор и заговорщически подмигнул.— Ну, потопали.

И он решительно толкнул калитку.

Поднявшись на крыльцо, они долго звонили, потом Виктор раза два что есть силы стукнул в обитую старым войлоком дверь.

Наконец за дверью послышались шаги и густой, не то мужской, не то женский голос сердито спросил:

— Ну, чего дверь ломаешь? Кого надо?

— Тебя надо. Не достучишься тут до вас!

Видимо, этот дерзкий ответ пришелся по вкусу: дверь стали торопливо открывать, зазвенела скинутая цепочка, проскрипел засов, щелкнули какие-то замки.

На пороге появилась громадная, толстая старуха с оплывшим лицом, за сильными стеклами очков настороженно смотрели круглые, совиные глаза.

— Приветик,— нахально осклабился Виктор, переступая через порог.— Петр велел поклон передать.

В этот момент старуха заметила Галю. Настороженность исчезла с ее лица, и она суетливо всплеснула руками.

— Ох, кралечка наша приехала! Да проходите, проходите, гостями будете.

Но Виктор подметил в ее голосе какой-то испуг.