Странная пара и в самом деле уже успела исчезнуть из его поля зрения, скрывшись за холмом.
Значит, он рискует вообще потерять ее.
Сознание Люка пронзила дикая мысль о том, что если он немедленно не пойдет следом за ними, то никогда уже больше не увидит свою мать. Он был просто
Это было ему совершенно ясно, как, например, то, что сам он учился в третьем классе, что мать постоянно называла его комнату помойкой, и что дома, во дворе, у него стоял велосипед, а рядом с ним лежала доска для скейтборда.
Он же больше никогда не увидит ее! Потеряет навсегда!
Этот импульс оказался настолько сильным, что он даже качнулся под его воздействием.
Мужчина вселял в него дикий ужас, он был просто
Но если мать так и уйдет, он останется...
Сейчас его сердце колотилось еще сильнее, чем даже когда мужчина проходил мимо него; Люк
Люк почти было вышел на тропу, когда вдруг вспомнил:
Как же он пойдет с Мелиссой на руках? Ведь она опять станет плакать!
Пеленки намокнут или еще там что – и заплачет, обязательно разревется!
Несколько секунд он пребывал в полнейшем замешательстве, чуть ли не проклиная мать за то, что она оставила его с этим младенцем... Но затем вдруг наступил момент полного просветления, заставивший его почувствовать себя на много лет старше и умнее – настолько, что он никогда не решался даже подумать об этом. Ну что ж, он был
Матери. Люк устремился назад и стал поспешно взбираться по лестнице.
Положив Мелиссу на середину настила, он сложил один конец шарфа таким образом, что получилось нечто вроде подушки, а другим плотно обмотал ее тело, подоткнув со всех сторон, чтобы девочка не простудилась – впрочем, ночь действительно выдалась на редкость теплая.
– Я еще вернусь, – прошептал он, в ответ на что Мелисса издала легкий икающий звук и разжала пальчики, пытаясь дотянуться до него.
– Не волнуйся.
Проворно спустившись на землю. Люк кинулся вверх по склону холма.
И тут же почувствовал, как с плеч его словно свалился огромный груз – внизу снова замаячили два силуэта, медленно пересекавшие поляну.
Мужчина все так же держал мать за волосы, дергал, причинял ей боль, но она была там, шла, спотыкалась – живая.
По-прежнему пробираясь в зарослях кустарника, поближе к тени, и стараясь лишь не упускать их из виду, словно сохраняя эту связывавшую их друг с другом мысленную ниточку, Люк шел следом.
Чуть позже он услышал донесшиеся с холмов звуки выстрелов.
Они показались ему не громче треска праздничных хлопушек, и все же Люк знал, что это настоящая пальба.
Как знать, может, это как-то поможет ему, хотя, возможно, и нет. Хорошо, конечно, если все же помогло бы. Впрочем, стреляли довольно далеко от него, да и не это сейчас было главное.
Главное же для него сейчас заключалось в том, чтобы быть как можно ближе к матери, не отпускать ее от себя. И таким образом постепенно снова восстановить их семью.
Вот до каких мыслей он уже дорос – и продолжал расти в эту залитую лунным светом летнюю ночь.
23.15.
Где-то плакал ребенок.
В пещере было темно, и потому Эми различала лишь слабые отблески почти выгоревшего костра. До нее доносились стоны, позвякивание цепи, плач младенца, и на какое-то мгновение она даже подумала –
Голос Мелиссы она не спутала бы ни с каким другим.
Девушка втащила Эми в глубь пещеры и, все так же держа за стягивавшие ее руки ремни, передала кому-то другому. Поначалу она не могла понять, кому именно, но затем небольшая фигура приблизилась к костру, стала подбрасывать в него сначала мелкие веточки, затем те, что были покрупнее, а наконец и поленья, и когда пламя начало вздыматься ввысь, увидела, что за ремни ее держал один из мальчиков-близнецов, тогда как другой тем временем занимался костром.