Стая воронов

А когда пришли ирландцы, подавленные и истощенные боем, они нашли своего короля убитым. Они скорбели, они сетовали, они клялись Всевышнему отомстить – но, как ни пытались, так и не нашли следов убийцы.

Глава 10

Бьярки пришел в себя от хлынувшей в лицо горячей жидкости. Рыча и отплевываясь, он отпрянул от соленой струи; в нос ударила острая вонь, напомнившая о трюме волчьего корабля, на котором Бьярки провел первые годы своей жизни, возясь в грязи, словно дикий пес, и мирясь с тем, что на него мочится вся дикая команда отца…

Бьярки выругался и увернулся от бившей в него струи мочи. Открыв глаза, он увидел Гримнира, который стоял над ним голый по пояс и с членом в руке. Гримнир закончил поливать ублюдка своего брата мочой и усмехнулся.

– Просыпайся, Дауфи.

Он отвернулся и застегнул штаны. Бьярки плюнул ему в спину.

Как и Гримнир, он был раздет по пояс, на нем остались лишь заляпанные кровью штаны и подбитые сапоги из воловьей кожи. Он лежал на боку, связанный по рукам и ногам плетеной кожаной бечевкой.

– Где мы? – пробормотал он. Его лицо было разбито в кровь, а затылок гудел, как наковальня. Он огляделся. По тому, как обрывалась земля неподалеку, и по еле слышному шелесту волн он догадался, что они в горах, на высоком каменном пятаке, на котором росли лишь несколько древних ясеней, сумевших как-то выжить на бедной земле и просоленном воздухе. Этот побег Иггдрасиля еще со Старых времен стоял в дозоре на ирландском берегу. Пахло дымом, морской пеной и холодным северным ветром; над головой, за плотным покрывалом облаков, горело на западе солнце.

– Там, где тихо, – ответил Гримнир. Захрустели сухожилия и мышцы – он разминал могучие руки, обезьяньи плечи и бугристую шею. Каждый раз, как он сжимал и разжимал когтистые руки, слышался треск суставов. – Станешь молить о жизни?

– С чего бы? – В глазах Полудана блеснуло презрение. – Я все еще жив.

– Ненадолго. – Гримнир сел на большой валун, источенный за долгие годы природными стихиями. – А, чтоб тебя – знал бы ты свое место, и из тебя бы вышел надежный парень.

– Мое место?

– В трюме, свинья. Там мы держим всех полукровок и ублюдков. Но нет… В тебе взыграла гордыня, и ты возомнил себя тем, кем никогда не был.

– Это кем же, старый дурак?

– Одним из нас, – выплюнул Гримнир. – Пф! Ты посмотри на себя! Какой уважающий себя каун пойдет за тем, кто вылез из утробы взятой в плен сучки? Надо было Хрунгниру свернуть твою никчемную шею.

– Но он не свернул, – ответил Бьярки. – И смотри, к чему это его привело! Умер от руки собственного сына, от своей же крови!

– Да. – Гримнир поднялся. Нагнувшись, он достал из левого сапога шотландский кинжал с рукоятью из кости. Его лезвие – фут дамасской стали, заточенный с двух сторон и острый, как бритва, – было длинным и твердым, словно алмаз. Благородное оружие, взятое с трупа сраженного на Клуэн Тарской равнине ударом секиры норманнского капитана. – К несчастью для тебя, я не так глуп, как мой брат. Надо бы привязать к твоей жалкой шее камень и сбросить тебя со скалы.

– Но у тебя на уме кое-что другое, да?

Гримнир раздул ноздри, его глаза блеснули в сгущающихся сумерках.

– Я хочу посмотреть, так ли с тобой весело, как было с твоей матерью шлюхой!

Он откинул кинжал, тот со звоном упал и приземлился прямо у ног Бьярки.

Гримнир отступил. Его покрытый рунами лонгсакс с шипением выскользнул из ножен.

Полудан схватил кинжал. Он разрезал веревки на ногах, а затем, развернув лезвие к себе, освободил и руки. На секунду он застыл на месте, с яростью смотря на Гримнира прищуренными глазами. А затем с диким отчаянным криком вскочил и бросился на ненавистного врага.

Гримнир кинулся ему навстречу. Бьярки был шире в плечах, тяжелее и на голову выше него; но ярость Гримнира была сродни исступленному безумию Фенрира, в коварстве и ловкости он не уступал и Йормунганду. Двое врагов сходились грудь в грудь под кровавым небом, и в каждом жестоком, крушащим кости ударе их дикой пляски бурлила отрава уже пятьсот лет не стихающей ненависти. Сверкала, скрежетала сталь, свистели и встречались со звоном мечи. С шумом вырывалось в вечерний воздух дыхание, падали на землю капли крови. Красной крови. Крови человеческой.

Бьярки с проклятиями попятился назад; лезвие сакса взрезало тугие мышцы на плече, и его левая рука повисла плетью. Скрелинг поднял клинок и слизал тонкую струйку крови. По его волчьему лицу медленно расползлась, обнажая клыки, ухмылка.

– Пф! Такая же красная, как у высравшей тебя шлюхи!

Бьярки зарычал и отер постыдные капли крови, смотря на них с гневом, как на позорное клеймо, которым наградили его норны. Уже тяжело дыша и истекая потом, он начал обходить Гримнира кругом. Тот тоже двинулся с места и пошел в ту же сторону, не давая Бьярки проходу.

– Сбежать хочешь? О, мы еще не закончили, мелкий тупица! Если только ты не готов молить о пощаде.

Полудан отер со лба пот и сплюнул.