Стая воронов

Она все еще лежала на дне, у передней банки, а одеяло из парусины было таким же плотным и теплым. До рассвета оставалось совсем немного: воздух был спокоен и холоден, он пах снегом. Этайн подняла голову, ожидая увидеть темный контур спины Гримнира на фоне звездного неба. Но его скамейка была пуста. Девушка оглянулась и с испугом поняла, что она в лодке одна. Она откинула парус и встала.

Лодку прибило к берегу, ее фалинь был небрежно привязан к ветке дерева, которое клонилось вниз с крутого каменистого склона. Ее тюремщика поблизости не оказалось, а, наспех обыскав лодку, девушка обнаружила, что исчезла и его сумка.

Это какая-то злая шутка, или он правда меня бросил? Этайн поняла, что ей все равно. Это было дело рук Господа. Какова бы ни была причина, но Гримнир ее покинул, и Этайн не собиралась задерживаться тут и выяснять, почему. Подхватив сумку с остатками своих вещей, она спрыгнула с края лодки и начала карабкаться по склону – вниз посыпались, с плеском падая в воду, камни. Она найдет Ньяла, они вернутся на дорогу в Роскилле, и там Этайн притворится молодым монахом, и никто ни о чем не догадается.

Но когда она выбралась на траву, вдалеке послышались звуки горна. Звук испугал ее; она развернулась на пятках и сквозь спускавшиеся к самому берегу деревья увидела датские лодки.

– Вон там! – закричал стоявший на носу мужчина, снимая с пояса топор.

За ним поднялись еще трое; на последнем, том, что сидел на румпеле, была вышитая рубаха цвета сырого лосося. Тот старик из деревни.

– Найти его след и убить ублюдка! – рыкнул он.

Хотя Этайн не чувствовала за собой никакой вины, она не решилась остаться на месте и попытаться образумить мужчин. Они хотели крови – крови вора. Этайн стрелой помчалась вперед. Это внезапное движение привлекло внимание старого дана, его хриплый голос подстегнул девушку переставлять затекшие ноги быстрее.

– Господь милосердный! Вон! За ним!

Этайн петляла меж деревьев, держась нечеткой охотничьей тропы. Она слышала голоса своих преследователей; голос старика подгонял их. Безуспешно пытаясь не оставлять очевидных даже слепцу следов, девушка бежала в предрассветном сумраке, и монашеская роба развевалась вокруг ее ног.

Тропа расширилась и вывела ее на поляну, посреди которой стояли обугленные останки чьего-то жилья. Все вокруг заросло ежевикой, потрескавшиеся камни покрыл ковер палых листьев, а с центрального столба – оставшегося стоять, словно мачта затонувшего на мелководье корабля, – свисали забытые фрагменты жизни бывших обитателей: оплавленная утварь, оленьи рога – на целебные порошки, пучки сушеного дикого чеснока, которые не тронул пожар. С темного неба посыпали крупные хлопья снега, и отголоски оборванной трагедией жизни зазвучали еще печальнее.

У Этайн закололо в боку. Она начала спотыкаться. Ей было не сбежать от погони; она не знала этой земли, и ее шансы на спасение таяли: в любой момент она могла наткнуться на скрытое от глаз укрепление. Но она была свободна – и умна: может быть, там, где не справилась Этайн, преуспеет юный ревнитель веры брат Эйдан.

Этайн обошла руины, глубоко дыша и пытаясь успокоиться. Снегопад усилился; снежинки приставали к коричневой шерстяной сутане, которую было не отличить по крою от облачения бенедиктинского монаха. Девушка подняла капюшон, скрывая под ним худое лицо, и спрятала ладони в широкие рукава. Шаг стал медленным и размеренным, будто она прогуливалась по своей родной обители.

Пройдя через возможный вход дома, Этайн подняла взгляд. Прорвавшийся вдруг сквозь тучи свет утреннего солнца озарил центральный столб и прибитую к нему перемычку, сотворив подобие священного распятия. Этайн остановилась. В ее сердце вспыхнула надежда. Девушка перекрестилась, опустилась коленями на поднявшийся в воздух снежный пух и начала молиться.

В этой позе и нашли ее даны.

Они вышли с охотничьей тропы на поляну и разошлись: старик повел за собой трех своих родичей в грубых домотканых рубахах коричневого и желтого цвета. Двое держали в руках топоры, а самый молодой, если судить по жиденькой светлой бороде, нес лук с широко натянутой тетивой. Они ждали, что след вора поведет их дальше, что он станет искать себе убежища. Но не думали, что найдут молившегося на листве монаха…

Молодые воины вопросительно переглянулись, а затем посмотрели на старика. Седобородый вытащил меч и положил его плашмя себе на плечо. Он сделал остальным знак не двигаться и медленно приблизился к коленопреклоненной фигуре.

– Эй, ты, – окликнул он. – Я видел, как ты убегаешь прочь от моей лодки. Ты богопротивный вор?

К чести Этайн, в ее голосе прозвучала уверенность праведника – того, чья христианская вера служит ему надежным доспехом. Она подняла взгляд, смахнула с ресниц налипшие снежинки.

– Я лишь бедный сын Христа, брат мой. Я заблудился в этой глуши и ищу путь в Роскилле.