Стая воронов

Место, которое она приняла за поляну, оказалось проплешиной в живой изгороди обрамляющих островок деревьев, поросшим травой уголком, большую часть которого занимало обложенное камнями кострище. Уже полностью стемнело, но Этайн видела вдалеке черное озеро – его поверхность поблескивала, словно темный лед. Падал снег, крупные снежинки с шипением таяли в поднимавшихся к небу красновато-оранжевых языках огня.

Девушка изогнулась в попытке посмотреть, что творится у нее за спиной. На стволах деревьев плясали тени пламени; над головой смыкались пологом сучья, растерявшие под напором зимы большую часть листьев. В дальней части этого пятачка сплелись стволами и кронами ясень и могучий тис, основания деревьев друг с другом не соприкасались. Между ними как раз хватало места для прохода сквозь живой частокол – зловещих черных врат к сердцу острова. Девушка увидела в паре шагов от себя Гримнира. Он тоже смотрел на темный проем.

– Почему ты связал мне руки? – невнятно пробормотала Этайн. Ее челюсть опухла, а серебряный крестик Хрольфа исчез; Гримнир, без сомнения, утопил его на дне черного озера.

Он не шелохнулся. Глубоко вдохнул – так, что поднялась грудь, помедлил, выдохнул. Когда он наконец обернулся, его выпуклый лоб прорезала морщина.

– Даже здесь воняет тебе подобными, – сказал он. И подошел ближе.

– Развяжи.

Негромко рыкнув, Гримнир усадил ее прямо и убедился в крепости узлов на ее запястьях.

– Пока посидишь так.

– Что? Почему?

– Для твоего же блага, – Гримнир обошел костер и сел на пень дуба. Его глаза встревоженно и ярко поблескивали в темноте.

Этайн поелозила, устраиваясь поудобнее. Хотя Гримнир не затягивал веревки, они удерживали руки девушки под неудачным углом. Он так ее наказывал? Хотел проучить за то, что пыталась сбежать?

– И какую часть Англии облюбовали даны?

Этайн подняла глаза. Вопрос застал ее врасплох. Она потрясла головой.

– Я не была там уже больше года, – ответила она. – Но некоторые, случалось, разбивали лагерь на острове Уайт, совсем рядом с побережьем Уэссекса.

– Там и надо искать этого жалкого ублюдка. Полудан, слизняк несчастный! Дан он по матери – спрячется среди них и назовется господином серебра и властелином схватки. Ха! Проклятый клятвопреступник, вот он кто! – Гримнир поднялся и принялся ходить кругами, словно запертый в клетку волк. – Он тоже хорошо знает свою роль. Пару лет назад он убедил короля Норвегии, этого дурня Хакона, что он великий годи. Болван и шагу не мог ступить, пока его драгоценный жрец руны не подкинет, – и это в то время, когда сыновья Эйрика Кровавой Секиры восстали и обдумывают, как бы потеснить его задницу с трона. Что ж, я-то чуял, откуда ветер дует – почти всех их загнал вглубь страны, в этот вонючий сортир Растаркалв, – Гримнир сплюнул в огонь.

– Но Хакон был прозорлив. Знал, что мятежники близко. Он провел сыновей Кровавой Секиры, убедил, что его отряды превзошли их числом. Глупцы повелись, бросились наутек, и псы Хакона вдоволь ими попировали. Я в этом не участвовал, я обошел лагерь и зашел с севера. Вот там-то я и нашел Полудана – он скрючился над рунами, словно что-то в них понимал, – от мысли об этом Гримнир расхохотался. – Он меня не ждал. Свинья! Руны ясно указывали на мой приход, но он все равно этого не заметил. Ну, песка в животе у него достаточно, парочку ударов он выдержал, но когда пришлось совсем тяжко, дал деру, будто заяц в гоне. Я его почти поймал, но мы наткнулись на Хакина и его стражников, – Гримнир замер, посмотрел куда-то во тьму за спиной Этайн, и взгляд его стал колючим и жестоким. – В этот раз ему не спрятаться за спинами поганых норвежцев.

– Растаркалв? – помедлив, переспросила Этайн. И наморщила лоб. – Это же было много лет назад. За Хакона Доброго еще дед Ньяла сражался. Но… Если Бьярки Полудан бился с тобой в Растаркалве, а потом ходил по морю с Ньялом и Олафом, сыном Триггва, разве он уже не дряхлый старик?

Вдруг позади нее зазвучали три голоса. Хриплые и резкие, словно бились друг о друга, насмешливо пытаясь передать людскую речь, три камня разного размера.

– Подумай хорошенько, нитс…

– Он дан лишь наполовину…

– Отколь родом его отец?

Этайн застыла, вновь почувствовав ту же невероятную ненависть и ледяную опасность. По спине у нее побежали мурашки, сердце в груди сковало льдом. Округлив от ужаса глаза, она обернулась…

Из прохода в частоколе деревьев выступили три мрачные фигуры. Почти голые, если не считать грязных шкур на бедрах. Кожа белела, словно кислое молоко, длинные черные гривы и бороды давно не знали гребня; они не уступали Гримниру в росте, но их руки и ноги, скрюченные с годами, казались намного тяжелее. С покрытых шрамами лиц смотрели из-под кустистых бровей глубоко посаженные глаза, черные и пустые, такие же мертвые, как у акулы.

Они с ненасытной жадностью уставились на Этайн.

Гримнир вернулся к костру.

– Нори, Нотт и Нали, – прорычал он. – Мерзкие мои сородичи.

Троица остановилась. Самый крупный, Нори, встал всего в двух шагах от Гримнира; другие – Нотт и горбатый карлик Нали – жались в тени своего брата.