Он успел дойти до церкви, безыскусной постройки из красноватого песчаника, грубо отесанного и кое-как уложенного один на другой. Деревянное крыльцо почти полностью сгорело, обугленные ставни узких окон криво висели на ржавых петлях. Две дыры, прорезанные в двери на уровне пояса, соединяла тяжелая цепь с толстой заклепкой.
Гримнир поманил ее к себе. С тяжелым сердцем Этайн взобралась на крыльцо и прошла вслед за ним. Она коснулась нагретого солнцем камня, встала на цыпочки, чтобы заглянуть в увитое плющом окно. И поняла, что ошибалась. Не было никакой неглубокой могилы.
– Вот и твои полчища.
Весь неф и подножие тенистого алтаря усыпали обугленные и сломанные людские кости. Черепа, ребра, позвоночники, длинные и короткие кости, пальцы, зубы… Вот скелет младенца, скорчившегося в бесплотных объятиях матери, вот сваленные в кучу дети, черепа мужчин, треснувшие от ударов секир. В ушах Этайн ожили крики ужаса…
– Это дело рук язычников, – сказала она, отвернувшись. – Ни один богобоязненный человек не осмелится так осквернить церковь, неважно, насколько он отчаян и жесток.
Гримнир растянул губы в свирепой усмешке.
– Хорошо! Значит, у нас есть след. Вряд ли ублюдки потащились сюда, чтобы разграбить только эту дыру, скорее всего, они надеялись на добычу покрупнее. Может, на города, о которых ты говорила, а? И может, они все еще рыщут неподалеку…
Этайн пожала плечами и кивнула.
– Возможно, – медленно ответила она.
– Что?
Этайн оглянулась.
– Мы с Ньялом… в прошлом году были в Саттоне, на границе с Корнуоллом, готовились плыть с паломниками к франкским берегам. И мы не слышали ни о каких набегах, тем более в Уэссексе. Странно это, вот и все.
– Можешь спросить об этом первого попавшегося нам дана, – пробормотал Гримнир. – В дорогу. Мы успеем пройти еще много миль до темноты.
Он направился вперед по изрезанной колеями тропе, которая должна была вывести их к опушке. Этайн шагнула вслед за ним, но замешкалась. Она обернулась, взглянула на деревушку. К концу лета от нее останется лишь поросшая терновником и крапивой поляна. Деревянные балки сгниют на сыром воздухе, камни раскрошатся, церковь рухнет, похоронив под собой людские кости. Интересно, как называлась эта деревня. Она чем-то напоминала ее саму – сироту, отсеченную безжалостным кинжалом Судьбы от предков, от истории своего рода.
Молясь об упокоении душ погибших в этой резне людей, она развернулась и пошла за Гримниром.
Глава 2
Нельзя было сказать, где именно кончается Саллоу. Могучие старые древа уступали место молодым, а те рассыпались по тонущим в вереске и утеснике холмам. Хотя эти цветущие места казались мирными, Этайн замечала повсюду следы войны: сожженные, поломанные деревья и плетни, непаханые поля, обглоданные скелеты деревень и домов, разграбленных алчными мародерами. В нескольких милях от них, скрывая румяное лицо садившегося солнца за плотной черной вуалью, поднимался в небо темный столп дыма.
– Здесь что-то не так, – сказала Этайн, смотря на него из-под козырька ладони. – Это не похоже на обычный набег. Здесь пахнет войной – мы должны были услышать о ней в Саттоне. Дезертиры, беженцы – кто-нибудь да рассказал бы. Боже! О таком мы бы и в Дании узнали!
Лесная тропа влилась в бегущую с юга изъезженную дорогу; и ездили по ней не только колесницы, но и всадники – сложно было не узнать следы лошадиных подков.
– Да. И все же вокруг идут сражения, – Гримнир, слушавший на корточках дрожь земли, поднялся. – Пока не поймем, что здесь творится, на этой чертовой дороге нам лучше не появляться. А то еще поймаем грудью копье от кучки лошадников.
Гримнир осторожно, окольными путями повел ее туда, где клубился дым. Они обходили стороной открытые места и пригорки, держались покрытых сумерками низин, в которых уже собирался промозглый туман; шли вдоль каменистого берега быстрой глубокой реки, вздувшейся от стаявшего снега. Река текла в том же направлении, куда шли и они, – на северо-запад.
Промерзшая до костей Этайн плелась вслед за своим проводником. Разум оцепенел, ноги налились свинцом; в мокрой от пота накидке было холодно до дрожи, желудок сводило от голода – ей удалось только перехватить днем горстку ягод. Она держалась на ногах на одном упрямстве. Но и ему вскоре пришел конец. Этайн запнулась в темноте, тяжело привалилась к корявому дубу и, закашлявшись, опустилась на землю.
Она не знала, сколько времени просидела у подножия дерева. Может быть, лишь несколько минут, а может, и целый час. Гримниру на это было плевать, у нее над ухом вскоре раздался резкий шепот:
– Вставай, моя изнеженная тупица, – произнес он. – Не то ты место выбрала для сна. Я разведал вокруг. Еще немного, и я дам тебе отдохнуть.
Этайн кивнула и с трудом поднялась. Гримнир, придерживая ее за плечо, топал рядом, направляя, подталкивая, а иногда даже волоча ее на себе. Вскоре она с изумлением почувствовала, что идет почти по колено в ледяной воде. Сбросив оцепенение, она огляделась вокруг, пытаясь понять, как давно опустилась на землю ночь.