Стакан молока, пожалуйста

Ей захотелось зайти в церковь. Посидеть там и подумать о Лариной Белоснежке. Это было бы правильно. Потом она поняла, что не сможет открыть тяжелую дверь. К тому же пришлось бы сделать большой крюк И все–таки она увидела, как подходит к ближайшему алтарю. Она уперлась лбом в стоящую впереди скамью и соскользнула на колени. Вот теперь надо помолиться. Но она не могла думать ни о чем, кроме Лариных комнатных цветов, которые в эти дни, должно быть, погибли без воды. Длинные, похожие на мечи листья с белыми прожилками превратились в коричневые палки.

Дорте мечтала только о том, чтобы никого не встретить на лестнице. По взглядам прохожих на улице она поняла, что выглядит подозрительно. Когда она пыталась отпереть свой замок, пластырь с запекшейся кровью еще красовался на ее запястье. Ключ не слушался, и она подумала, что никогда не сможет с ним справиться. Пребывание в больнице сделало ее беспомощной. Она повертела ключ и снова вставила его в замочную скважину, понимая, что все равно дверь не откроется. Наконец она сообразила, что не может отпереть замок, потому что в него изнутри вставлен ключ. Дорте отпрянула к лестнице и спустилась на два пролета, чтобы ее не увидели из квартиры, там она прислонилась к стене. Потом спустилась вниз и заглянула в почтовый ящик, сама не понимая, чего ждет. Ящик был пуст. Мало что бывает таким пустым, как обычный почтовый ящик.

Шмель, залетевший в открытое окно лестницы, не мог понять, куда он попал. С отчаянием и таким шумом, словно он медведь, шмель ломился в стекло, чтобы вылететь на улицу. Посидев немного на ступенях, Дорте ! с трудом опять поднялась к квартире. Поднимаясь, она услыхала, как хлопнула входная дверь и на лестнице послышались быстрые шаги. Мимо нее прошел мужчина в коричневых ботинках, от него пахло старой бумагой. Она уже видела его раньше с балкона. Он ничего не сказал, пробежал мимо и скрылся в какой–то квартире на втором этаже. Тем не менее сердце ее еще долго не могло успокоиться.

На этот раз она приложила ухо к двери. Но услышала только журчание воды. И больше никаких звуков. Она перевела дыхание, подождала немного и позвонила в дверь. Странное хриплое ворчание старого звонка заставило ее вздрогнуть. Но дверь не открылась. После третьего звонка к журчанию воды примешался еще какой–то звук Кто–то в квартире вынул из замка ключ. Немного выждав, Дорте вставила в замочную скважину свой ключ и повернула его.

И тут же ее схватили за шиворот и втащили в квартиру.

41

— Почему ты не сказала, что это ты? — процедил кто–то сквозь зубы и обнял ее.

— Я же не знала, кто в квартире, — с трудом выдохнула Дорте, прижимаясь к мягкому телу Лары.

— Где ты была? Что у тебя за вид! — Лара отстранила ее от себя и подозрительно оглядела. Увидела руку с окровавленным пластырем и вскрикнула: — Черт подери, никак, ты начала колоться! Вот идиотка!

Комната пошла кругом. Дорте затянул какой–то дальний вибрирующий звук. Потом почему–то оказалось, что она лежит. Губы Лары — два ярких розовых лепестка — медленно шевелились над ней.

И они дали ему напиться… Голос матери звучал смиренно, но очень отчетливо. В Библии постоянно кто–то кому–то давал напиться. Руки Лары поддерживали стакан, безошибочно угадывая время, которое требовалось Дорте, чтобы сделать глоток. Дорте лежала, положив голову на колени Лары, и смотрела на ее покрытые черным лаком ногти на ногах. Похожие на перезревшие вишни. Дорте пила и не могла напиться.

Наконец она перестала пить и легла на диван. Лара сняла с нее туфли и куртку.

— Что это за наряд? — воскликнула она. — Пижама! Ты была в больнице! Какого черта ты там делала?

— Просто так… — Дорте стало стыдно.

— Никто не ходит в больницу просто так!

— Один клиент…

— Избил тебя? — с возмущением спросила Лара.

— Нет! Он вытащил меня из реки и…

— Какой идиот бросил тебя в реку?

— Никакой…

— А какого черта ты сама полезла в реку?

— Уже не помню… Пожалуйста… Не сердись на меня!

Л ара так неожиданно плюхнулась на диван, что придавила волосы Дорте. От боли Дорте зажмурила глаза и схватила Лару за руку. Та приподнялась и вытащила из–под себя ее волосы, словно это был моток пряжи.

— Я не сержусь! Просто меня берет зло, что мне пришлось оставить одну девчонку, у которой так мало ума, что она бежит топиться!

Возразить было нечем.

— Ты похожа на голодный скелет! Пойду приготовлю чай! — грозно объявила она, отправилась на кухню и загремела там посудой.

Дорте прошла в уборную. Ей стало вдруг так легко от присутствия Лары, что она расплакалась. Вымыв лицо и руки и избавившись от пластыря, она поспешила на кухню, где Лара, стоя у кухонного стола, готовила бутерброды с сыром. Дорте встала сзади и, прижавшись к Лариной спине, только судорожно всхлипывала.

— Лара! Ты принцесса! Я хочу быть твоим гномом!

— Заткнись! Никогда не забывай, что принцесса — это ты! А все они — гномы! У них мозги как у крыс! — Бранясь, Лара поставила все на поднос, отнесла в гостиную и красиво накрыла стол. Потом опять плюхнулась на диван так, что пружины жалобно скрипнули. — Ты знаешь, что сдаваться нельзя? Никогда!

— Почему?