Стакан воды

Через пятнадцать минут Гребешков был уже у Константинова и, попросив академика ни в коем случае не перебивать его и выслушать все до конца, как бы это ни было трудно, приступил к последовательному изложению событий. Уже на десятой минуте повествования академик начал проявлять признаки волнения и попытался перебить Гребешкова, но Семен Семенович пресёк эти попытки и твердо повёл свой рассказ дальше.

Константинов смирился. В дальнейшем он уже не пытался остановить Гребешкова, а только тихо ахал и горестно всплёскивал руками.

Когда Семен Семенович кончил свой отчёт и замолчал, в кабинете воцарилась тишина. Академик молчал, Гребешков посмотрел на его растерянное лицо и решил, что Илья Александрович не находит слов, чтобы выразить своё горе и возмущение.

Тревожная пауза затянулась.

— Так! — наконец сказал Константинов. — Ну что ж, давайте выясним все до конца! — Он встал из-за стола, прошёлся по кабинету и, остановившись против Гребешкова, продолжал: — Вы, по-видимому, считаете, что вы виноваты передо мной. Это не совсем точно. Скорее я должен извиниться перед вами…

— За что? — удивился Гребешков.

— За то, что пусть невольно, но ввёл вас в заблуждение. Начнём с того, что никакого элексира долголетия в моем портфеле не было…

— Как не было?! — вскочил с кресла Гребешков.

— А вы что же, батенька, считаете, что академик Константинов мог так запросто забыть колбу с драгоценным реактивом? Да вези я такой сосуд, разве я заехал бы куда-нибудь по дороге?.. Вывод смелый, но преждевременный.

Константинов обиженно мотнул головой и стал раскуривать трубку, сердито попыхивая на Гребешкова синеватым дымом.

Впрочем, у Семена Семеновича и так сейчас все плыло перед глазами, словно в тумане.

— А что же… Что же было в колбе? — слабо спросил он.

— Пустяки! — махнул рукой Константинов и со смущённой улыбкой пояснил: — Там был нарзан. Я в шутку вёз его друзьям в институт. Сам улетал в Кисловодск, а им хотел оставить в порядке компенсации.

— Позвольте. А объяснительная записка?

— Да какая объяснительная записка?!

— Ну, та, что была в портфеле. Научная работа… В зелёной папке…

— Какая же это объяснительная записка? — удивлённо и несколько обиженно сказал Константинов. — Это же один из экземпляров первой главы… Это я позволил себе написать научно-фантастическую повесть на материале, над которым я работаю в академии. Неужели сразу не видно, что это просто художественное произведение?

— Не видно… — со вздохом сказал Гребешков.

— Ну, спасибо за комплимент, — усмехнулся Константинов. — Тем не менее это так… Это попытка популяризировать в художественной форме наши поиски методов продления человеческой жизни.

— Значит, это вымысел? И никакого элексира бессмертия ещё нет? — в голосе Гребешкова прозвучало отчаянье. Только сейчас он, наконец, понял всю глубину своей ошибки. — Значит, все пропало?!

— Опять поспешный вывод! — Константинов положил руку на плечо Гребешкову и просто, но очень уверенно сказал: — Раз мы над этим работаем, значит он будет. Не обязательно путём создания такого элексира, конечно, но проблема долголетия будет решена. Иначе я не писал бы этой повести. Я не сказочник, я учёный.

— Да, да, конечно! — оживился Гребешков. — Значит, мы всё-таки будем жить по триста лет? Да?

— Может быть, и не сразу, но будем. Я вам это обещаю, — тихо, как бы доверительно сказал Константинов, глядя через плечо Гребешкова куда-то за окно, в синий бархатный сумрак летней ночи.

— Простите, Илья Александрович, — осторожно тронул его за локоть Гребешков. — А скоро?

— Не терпится? — улыбнулся Константинов. — Мне самому не терпится!

— Я не о себе, — укоризненно сказал Гребешков.

— И я не о себе… Надеюсь, что скоро. — Константинов весело обернулся к Гребешкову. — Наступит день, и мы пустим весь этот «элексир», как вы его называете, через сатураторы, как сейчас продают воду с сиропом.

И продавцы будут спрашивать: «Вам с бессмертием или без?»

Ему самому очень понравилось это предположение, и он расхохотался так громко и заразительно, что Гребешков не мог не присоединиться к нему. Теперь уже и Семену Семеновичу казалось, что он напрасно сейчас так переволновался. Конечно же, элексир долголетия обязательно будет найден, раз он нужен народу. И как можно не верить в это, если сам Константинов в этом нисколько не сомневается.

У Гребешкова было ещё множество вопросов к академику, но он все же ценой больших усилий сумел удержаться о г них и распрощался с Константиновым, чтобы дать, наконец, ему отдохнуть.

А сам он и думать не мог о сне.

Вернувшись домой, Гребешков долго стоял у распахнутого окна и глядел на рассветную Москву. Короткая июньская ночь быстро прошла по улицам от заставы к заставе. Город, намеченный ночью, как карандашный эскиз, сейчас с каждой минутой становился все более законченной, сочно и ярко написанной картиной.

Нет, Гребешков не сомневался в правильности предположений Константинова. Он изо всей силы верил сейчас и в то, что чудесный элексир долголетия будет вот-вот найден, и даже в то, что его и вправду пустят через сатураторы на каждом углу.