Сталь и пепел. На острие меча

— Свяжись с артиллерией, квадрат 9-21, — бросил Громов оператору, каждую секунду ожидая, что огненные стрелы с неба сметут несущиеся по автобану колонны «Барсов» и «Трешек» с гренадерами.

Тылы союзников кишели нашими разведывательно-диверсионными группами, проникшими туда заранее. Спутники, разведывательная авиация, БПЛА давали все меньше информации. Одни — из-за постоянных кибератак и авиационных ударов ВВС НАТО по узлам космической связи, другие — из-за постоянных потерь. Приходилось получать информацию по старинке — рацию на спину и ножками, сука, ножками в тыл противника. Шансы выжить — примерно процентов двадцать, что для спецназа неплохо. Американцы такое считали абсолютным безумием.

Громову доложили, что одна из таких РДГ капитана Карпенко, из третьей гвардейской бригады спецназа, наведя бригадную артиллерию на позиции американских MLRS, вскоре сцепится с польским спецназом и погибнет в полном составе. Понимая, что вертолет под обстрелом не сядет, раненный в живот Карпенко, прикрывая отход основной группы, выдернул зубами чеку гранаты, когда до спасения оставалась пара шагов.

Первая HBCT Riders, получив приказ о прорыве русских танков в тыл, почти два часа пыталась вырваться из боя с русскими десантниками, внезапно наводнившими окрестности Люббена. Вместо стремительного броска к Дрездену получилось ползание по автобану под ураганным огнем русских ПТРК. В итоге генерал Осгуд был вынужден разбить дивизию на три изолированные группировки, дабы хоть как-то реагировать на противоречивые приказы, получаемые из штаба третьего армейского корпуса.

Две HBTC пошли по «дальнему маршруту», одна, спотыкаясь, прорывалась коротким путем, четвертая легкая боевая группа «Кобры» дралась с русским десантом.

По левому борту пылал огромным костром нефтеперегонный завод, и пожарные в серебристых касках с ужасом и непониманием смотрели на несущиеся по шоссе русские «Т-80». Танкисты и гренадеры, оскалившись, показывали очумевшим огнеборцам известный всему миру жест с вытянутым вверх средним пальцем.

Никто в ОВС НАТО не мог подумать о таком глубоком прорыве своей обороны за считаные часы. Генерал Осгуд в нарушение всех правил, уставов и здравого смысла гнал в обход тяжелые боевые группы, даже не позаботившись о воздушном прикрытии. Вся авиация была связана боем с русскими истребителями или утюжила рвущихся к Берлину напрямик штрафные батальоны. Все это напоминало попытки затушить пожар в прерии водой из детского ведерка.

«Барсы» двадцатой и седьмой гвардейских танковых бригад, проскочив Дрезден, стали уходить на север, освобождая дорогу для частей первого гвардейского корпуса, рвущихся дальше на запад, к Эльбе. Громову требовалось прикрыть фланг уходящих вперед гвардейцев и помочь окруженному десанту.

«Абрамсы» из дивизии «Плюща» напоролись на «восьмидесятых» у Гредица. Как уже часто бывало, сверхсовременная разведывательная техника дает сбои в самый неподходящий момент. Имей генерал Осгуд возможность видеть всю обстановку, он бы принял единственно верное решение — уходить как можно быстрее в глубь Германии. Но единой картины не было даже у главкома Уолта и его начальника штаба Шеффилда.

Поняв, что угодил в ловушку, из которой нет выхода, командир четвертой механизированной дивизии стал в отчаянии требовать авиационной поддержки, но ее не было. Авиация НАТО работала по другим целям, услужливо подсунутым отделом дезинформации штаба Западной армии.

Контрудар «Плющей» так толком и не состоялся. Хаотично брошенные в бой, не получившие единой задачи американские бригадные группы одна за другой перемалывались русскими танками и гренадерами и добивались шквальным огнем артиллерии.

Через сутки после того, как «Барсы» вырвались на оперативный простор, в здание протестантской духовной школы, где находился передовой НП Громова, привели пленного американского подполковника. Командира мотопехотного батальона национальной гвардии Мичигана — Дункана Барлоу, включенного в состав второй HBTC, четвертой механизированной.

Пленный был мрачен, но держался ровно, с достоинством. После чашки черного кофе с коньяком и сигары из ближайшего табачного магазина Барлоу оттаял и неожиданно разговорился. Через переводчика.

— Мы вас ждали с ударом на Берлин, генерал Громов. Предполагали, что ваша бригада будет имитировать удар на Котбус, прикрывая ударную группировку. Никто и не подумал про вертолетный десант. Потери при высадке вы компенсировали стремительным маневром с последующим прорывом. Я аплодирую вашему Генштабу, сэр. Эта оперция покруче той, в две тысячи третьем, когда мы запалили усы Саддаму, обойдя его воинство с флангов.

Громов пожал плечами и подлил пленному коньяка. Пусть говорит, пока возможность есть.

— Что севернее, подполковник?

— То же дерьмо, генерал. Ваш восьмой гвардейский корпус прорвался до самого Перлеберга. Это последнее, что я слышал. После чего ваши «самовары»[45] въехали в расположение моего батальона, шансов прорваться у меня не было. Да и желания подохнуть за этих европейских извращенцев.