… Конечно, последняя неделя ничего не решала, и война всё равно началась бы 1 сентября 1939 года. Но вот само подписание «Договора о ненападении между Германией и СССР», как мы увидим дальше, явилось триумфом советского дипломатического искусства и, в частности, триумфом внешнеполитического курса двух величайших дипломатов — Иосифа Виссарионовича Сталина и Вячеслава Михайловича Молотова.
17-го апреля 1939 года, когда Предсовнаркома В.М. Молотов выступил с новыми важными мирными инициативами, в Лондоне, на Даунинг Стрит, 10 (по этому адресу размещается резиденция премьер-министров Великобритании) семидесятилетний Невилл Чемберлен, танцуя на банкете с женой тогдашнего народного комиссара иностранных дел СССР Максима Литвинова, англичанкой Айви Лоу, заявил ей: «Я, скорее подам в отставку, чем пойду на союз со Сталиным».
Когда И.В. Сталину стало об этом известно, он прокомментировал сообщение так: «Лондон и Париж стремятся поставить нас в положение внешнеполитической изоляции, а Литвинов этого не хочет замечать. Они его водят за нос, а он не замечает их коварных замыслов».
В этих условиях, когда переговоры с СССР лицемерные западные демократии сплошь и рядом приносили в жертву продолжению политики Мюнхена, Сталин счёл необходимым произвести дипломатическую рокировку и поставить главой внешнеполитического наркомата в столь ответственный, в столь драматический исторический момент своего ближайшего и надёжнейшего соратника, упрямого и несговорчивого Молотова.
На проводившихся в августе 1939-го военных переговорах между Советским Союзом, Великобританией и Францией западные делегации просто «тянули время», обставляя советские предложения явно неприемлемыми для нашей страны условиями и не предлагая каких-либо совместных действий для обуздания Германии, как потенциального агрессора: действовала установка английского форин-оффиса на проведение «переговоров ради переговоров». Эти делегации возглавлялись отставным британским адмиралом, бывшим комендантом Портсмута, и 60-летним французским генералом — преподавателем Парижской военной академии. Ознакомившись со списочным составом делегаций, Сталин сказал Молотову: «На несколько генералов приходится немало младших офицеров. Это несерьёзно. Совершенно очевидно, что эти второстепенные лица не уполномочены принимать важные решения».
При таком раскладе данные переговоры были обречены на провал. Сделав всё, чтобы натравить гитлеровскую Германию против Советского Союза, западные демократии ехидно потирали руки: как-то будут выкручиваться Сталин и Молотов?
А этим двум советским руководителям было ясно, как дважды два — четыре, что для спасения Советской Родины у них имелось лишь три варианта:
1. Договориться с Англией и Францией.
2. Заключить с Германией договор о ненападении.
3. Остаться в одиночестве.
Наиболее предпочтительным был первый вариант, но, как мы видим, западные демократии поставили классовые интересы буржуазии выше интересов национальной безопасности и бойкотировали все разумные инициативы Кремля.
Последний вариант был гибельным для СССР, если учесть, что кроме ведущих двойную игру «стран Антанты» и Германии с её сателлитами была ещё и кровожадная Япония, готовая отхватить азиатскую часть Союза от Урала до Сахалина (кстати, англо-японское соглашение Арита — Крейги, заключённое в июле 1939 года, вошло в историю как «Дальневосточный Мюнхен»).
…Итак, международное положение Советского Союза было до крайности тяжёлым: у западных рубежей война грозила вспыхнуть с минуты на минуту, у дальневосточных границ она фактически велась.
Всю ночь с 20 на 21 августа в Кремле не смыкали глаз три человека: И.В. Сталин, В.М. Молотов и К.Е. Ворошилов, нарком обороны, возглавлявший советскую делегацию на советско-англо-французских переговорах.
Получив телеграмму от Адольфа Гитлера, И.В. Сталин со своими соратниками взвешивали все “pro” и “contra.” С одной стороны, — рассуждали они, — этот договор даст временную передышку, которую можно будет использовать для дальнейшего укрепления обороноспособности страны. Ну, а с другой, мера это крайне непопулярная, и народ может не понять такого шага: «Советское правительство, — сказал И.В. Сталин В.М. Молотову, — не могло бы честно заверить советский народ в том, что с Германией существуют дружеские отношения, если в течение шести лет нацистское правительство выливало ушаты помоев на Советское правительство».
Наконец, Иосиф Виссарионович попросил Молотова ещё раз перечитать вслух всю телеграмму, содержание которой ему было хорошо известно. А сам, попыхивая трубкой, набитой любимым табаком «Герцеговина Флор», с предельным вниманием вслушивался в её текст: «Заключение с Советским Союзом пакта о ненападении означает для меня закрепление германской политики на долгую перспективу…».