Сталин

Каков же он был? Ребенком он был маленький, худенький. Вид смелый и даже несколько дерзкий, голова задорно откинута назад. С годами он вытянулся, стал казаться хрупче и как бы нежнее. Очень тонкое, одухотворенное лицо, густые, черные, как смоль, волосы. Юношеская худощавость подчеркивала грузинский овал его лица и по-грузински печальные глаза. В то время, о котором рассказывает Енукидзе, молодой революционер представлял собою очень яркий, – ибо очень совершенный, – сплав интеллигента с рабочим. Невысокого роста, не слишком широкий в плечах. Продолговатое лицо, прозрачная молодая бородка, несколько тяжелые веки, тонкий и прямой нос; на густых черных волосах – немного сдвинутая на бок фуражка. Таков был тогда этот завоеватель масс, человек, сдвигающий с места вселенную.

С тех пор черты Сталина отчеканились более резко, – особенно теперь, когда его все еще густые, зачесанные кверху волосы стали слегка седеть; кажется, будто в чертах его проступило нечто более пролетарское и даже, пожалуй, военное. Быть может, это отчасти зависит и от одежды. Однако нельзя сказать, чтобы он очень изменился. Разве что теперь резче бросаются в глаза та энергия и боевая сила, которые были в его лице и прежде, ибо если есть человек, никогда не менявшийся в своем глубочайшем существе, то человек этот – Сталин.

Еще тридцать пять лет тому назад, когда Кецховели называл его «хорошим парнем», – он был известен необычайной четкостью своих речей. Любопытно, до какой степени этот юноша ненавидел фразу. Он был прямым антиподом тех людей, которые ищут эффектов в звучности выражений и красивости жестов. «Краткость, ясность, точность были его отличительными чертами».

Подвергая себя риску, он тайком изучал в тифлисской семинарии книги по естественным наукам и социологии; он вносил в благонамеренное заведение книжный яд положительного знания. Это беззаконие было обнаружено училищными властями. Потребность в подлинном образовании оказалась несовместимой с неприкосновенными традициями семинарии, и юный Сосо был изгнан, как «политически неблагонадежный».

«Он бесповоротно и навсегда пошел к рабочим».

В 1898 году он вступил в тифлисскую организацию Российской социал-демократической рабочей партии. Как видим, это случилось в самый год основания российской секции Второго интернационала.

И вот он вступил на свой путь. Этот путь он искал недолго. Он вышел сразу на прямую дорогу Интеллигент, сын ремесленника, он взялся за ремесло «профессионального революционера». Сначала работал в кружках тифлисских железнодорожников, затем среди табачников, кожевников, кустарей, сотрудников метеорологической станции, – словом, повсюду. Он стал работником пролетарского дела.

Енукидзе, который был одним из людей, выковывавших на Кавказе революционную организацию, а теперь занимает в Советском Союзе большой государственный пост, – в те времена часто встречался с Сосо Джугашвили. Он рассказывает нам, как хорошо молодой революционер «умел говорить с рабочими». Этим даром в высокой степени обладал и Ленин, который был на десяток лет старше Сталина и работал тогда в важнейших центрах русского социалистического движения. Ленин, предвидевший электрификацию половины Старого света еще в то время, когда вся Россия была сплошным пепелищем, грудой развалин, атакуемых изнутри и извне контрреволюцией, – Ленин, этот провидец, умевший во всей широте и во всех подробностях охватывать обширнейшие планы, какие когда-либо нарождались в человеческом мозгу, – этот Ленин тоже отлично умел говорить с рабочими, с каждым рабочим в отдельности. Нахлобучив кепку на свой круглый голый череп, засунув руки в карманы, лукаво прищурив глаза, с видом заурядного уличного торговца, он бродил у заводских ворот. Он заговаривал с рабочим, болтал с ним по-товарищески и привязывал его к себе навеки. Смирного он превращал в бунтаря, бунтаря – в революционера. (А крестьяне говорили о нем: «Это – свой брат. Словно сейчас от сохи»). Таков был и Иосиф Виссарионович, – и уже это одно их сближало, выделяя из массы других.

«Естественная простота его речи и обращения с людьми, его абсолютная беззаботность в отношении личных жизненных удобств, его внутренняя твердость и полное отсутствие суеты, его тогда уже заметная подготовленность сделали его, еще молодого работника, авторитетным и своим человеком среди тифлисских рабочих. „Наш Сосо“, – говорили о нем рабочие».