Сталин

В «деле авиаторов» (нарком Шахурин, маршал авиации А. А. Новиков и др.) были не только производственно-технологические основания. Во время войны действительно допускались большие отклонения от технологии в производстве военной техники, за что на фронте порой расплачивались кровью, но после Победы надо было перестраиваться. А кто мог легко перестроиться? Пока действовали устоявшиеся производственные процессы, технологические операции, согласие армии принимать такую продукцию и полученная в годы войны самостоятельность директоров, до тех пор было трудно говорить об изменениях в настрое элиты.

В «деле авиаторов» было несколько обстоятельств, главное из них — это стремление Сталина укротить получивших большую свободу военных производственников. Он вышел из себя, когда узнал, что маршал авиации Новиков и министр авиапромышленности Шахурин единоличным решением постановили убрать у одной модели самолета «лишний» лонжерон ⁵³⁹.

Война кончилась, а ее порядки продолжали действовать.

Проведя новую настройку своего окружения, Сталин надеялся, что международная обстановка позволит ему более или менее спокойно заниматься восстановлением экономики. Американская разведка считала, что в течение 15–20 лет СССР будет занят восстановлением разрушенного хозяйства и транспортной инфраструктуры. Такой же срок отводился Москве и для получения атомной бомбы. На самом деле первая советская бомба была взорвана уже в августе 1949 года, что стало новой победой Сталина.

В конце 1945 года он предполагал, что у СССР будет передышка. Дело перебежчика Гузенко в принципе не открывало ничего особенного: разведкой занимались все. Несколько месяцев в Канаде молчали, что можно было расценить как нежелание поднимать шум.

Главные события в это время происходили не в Москве и не в Оттаве, а в Вашингтоне. Президент Трумэн 5 января 1946 года вызвал в Белый дом Бирнса и объяснил ему, что компромиссы с Москвой не нужны. Это был ответ на заявления госсекретаря 30 декабря после прибытия из России с конференции СМИДа: что он уверен в возможности мира, который основывается на справедливости и мудрости. Трумэн видел иное будущее — «пакс Американа»: «У меня нет сомнений в том, что Россия намеревается вторгнуться в Турцию и захватить Черноморские проливы, ведущие в Средиземное море… Если России не противопоставить железный кулак и язык сильных выражений, мы будем на пороге еще одной войны…» ⁵⁴⁰

Таким образом, возможность сохранить неконфликтные отношения быстро таяла. 30 января 1946 года Трумэн запросил конгресс о предоставлении Лондону займа почти на четыре миллиарда долларов. В ответ англичане должны были открыть свои рынки для американских услуг и товаров. Великая Британская империя фактически еще раз (после Атлантической хартии) подписывала капитуляцию перед заокеанским «родственником».

Но ведь и Сталин еще не потерял надежд на американскую помощь, что говорит не о его наивности, а о вполне миролюбивых представлениях.

Практически в то же время, когда оформился заем англичанам, 23 января наш герой встретился с американским послом Гарриманом и завел речь о кредите, но услышал в ответ: возникшие трения затрудняют решение этого вопроса. На дипломатическом языке это означало категорический отказ.

Глава шестьдесят девятая

Сталин остается на довоенной теоретической базе. Речь перед избирателями: «СССР прочен, как никогда». «Длинная телеграмма» Д. Кеннана. Речь Черчилля в Фултоне: «железный занавес»

Девятого февраля 1946 года Сталин выступил в Большом театре с речью, посвященной его выдвижению в депутаты Верховного Совета СССР. Это было сугубо внутреннее послание, в нем подводился итог важнейшему периоду истории и ставились задачи будущего развития. Но в Вашингтоне почувствовали в ней угрозу, так как были настроены эту угрозу услышать.

Сталин начал с того, что объяснил причину возникновения войн в капиталистическом мире: «Развитие мирового капитализма в наше время происходит не в виде плавного и равномерного продвижения вперед, а через кризисы и военные катастрофы», «идет борьба за сырье и рынки сбыта, которая циклично обостряется».

Фактически вождь повторил свою мысль, относившуюся к 1930-м годам, когда к такому же выводу пришел и академик Варга.

К Варге он сохранил доверие, приглашал его на Ялтинскую и Потсдамскую конференции и в своих идейно-политических установках постоянно вьщвигал на первое место «неизбежность послевоенного экономического кризиса в США». На этот кризис он возлагал большие надежды. Однако так и не дождался его.

Последующий конфликт Сталина с Варгой, который в 1945 году пришел к другим выводам, показывает, что вождь не осознал перемен, произошедших на Западе. Главная идея «послевоенного» Варги: в ходе войны в экономике западных демократий выросла регулирующая роль государства, включены элементы планирования, что сглаживает кризисы.