Сталин

Также Гольдштейн вместе с Варгой участвовал в 1922 году в подготовке для Сталина доклада о перспективах советско-германского экономического сотрудничества. Словом, доктор экономических наук Гольдштейн был фигурой солидной, его вхождение в круг дочери вождя произошло естественно.

Однако разговоры, которые велись во время его встреч со Светланой и Григорием, касались и самого Сталина. Когда в мае 1947 года Светлана развелась с мужем, Е. А. Аллилуева, не задумываясь, воскликнула, намекая на недавний инсульт Сталина: «Что, твой папочка совсем выжил из ума?!» По тональности вопроса видно критическое отношение Евгении Александровны к своему державному свойственнику. Думается, и разговоры в присутствии Гольдштейна были достаточно откровенными.

На допросе в МГБ Гольдштейн рассказал, что в июле 1947 года он встретился с Михоэлсом в Еврейском театре и сообщил ему о разводе дочери Сталина. На это Михоэлс якобы ответил: «Да, печальная история для нас, Морозову так и не удалось закрепиться в семье Сталина… Но надо восстановить этот брак» ⁵⁶⁸.

Трудно сказать, насколько правдивы показания Гольдштейна, возможно, он дал их под пыткой. Однако бесспорно внимание к личной жизни Сталина со стороны Михоэлса и обостренное внимание МГБ к этой проблеме ⁵⁶⁹.

Небезынтересно, что отец Г. Морозова, сват Сталина Г. В. Мороз, в это время выдавал себя за старого большевика и профессора, рассказывая окружающим о своих встречах (выдуманных) со Сталиным. На самом деле он был мелким коммерсантом, во время НЭПа владел аптекой, отсидел год в заключении за дачу взятки должностному лицу, потом работал бухгалтером. После женитьбы сына на дочери вождя он познакомился с П. Жемчужиной и устроился на работу заместителем директора по административно-хозяйственной части Института физиологии, после чего стал «ученым».

Что чувствовал Сталин, читая донесения МГБ о таких «родственниках»?

Ответ на этот вопрос дал он сам, однажды сказав дочери: «Сионисты подбросили и тебе твоего первого муженька» ⁵⁷⁰.

Если его враги, связанные с Америкой, тянут руки к его семье, то это означает, что наступил предел терпению. Таков эмоциональный фон трагедии, в которой отразилось еще одно поражение Сталина. Он перестал верить даже дочери, которая, как он ей сказал, допускает «антисоветские высказывания». В узком кругу соратников он тоже увидел предателей: жена Молотова была связана с Михоэлсом.

Он был оскорблен. ЕАК как вырвавшаяся из-под контроля организация, получившая огромную поддержку мирового еврейства, теперь представлял небывалую опасность, превратился в центр американского влияния. Михоэлс стал для Сталина в чем-то подобен Троцкому.

Поэтому все, кто был причастен к вторжению ЕАК в его семью, должны были быть наказаны, а Михоэлс в силу масштабности его фигуры — тайно уничтожен.

Все так и произошло. Е. А. Аллилуева, ее муж Молочников, вдова Реденса — Анна, их окружение, сват Мороз — все они лишились свободы. Но Григория Морозова, своего зятя, Сталин не тронул.

Десятого января 1948 года Абакумов представил Сталину показания Гольдштейна «о работе Михоэлса на американскую разведку» и сборе информации о Сталине через родственников.

Вечером 12 января сотрудниками МГБ Михоэлс и сопровождавший его Голубов-Потапов были вывезены на загородную дачу министра государственной безопасности Белоруссии Л. Ф. Цанавы и задавлены грузовиком. Затем их тела были сброшены на окраине города и обстановке был придан вид дорожно-транспортного происшествия.

Михоэлса похоронили с почестями, в «Правде» был напечатан большой некролог, состоялся вечер памяти. Внешне все было благопристойно, и мало кто заподозрил что-либо неладное. Однако, как потом говорил преемник покойного на посту директора Еврейского театра В. Л. Зускин, П. Жемчужина на похоронах чуть слышно произнесла: «Это было убийство» ⁵⁷¹.

Но если попытаться проследить логику выбора нашим героем способов действий против Михоэлса, то нетрудно понять: вина последнего у Сталина не вызывала сомнений, а значит, он должен был понести кару. Можно ли было организовать открытый судебный процесс, обвинить руководителя ЕАК в шпионаже, сотрудничестве с американской разведкой? Наверняка этот вариант мог обсуждаться. И наверняка был отвергнут, потому что на открытом процессе всплыли бы вся комбинация с приманкой в виде Крыма для создания еврейской республики и игра с американскими еврейскими организациями. Пойти на это Сталин не мог ни при каких обстоятельствах. А если бы на процессе выяснилось, что его родня связана с окружением Михоэлса, то выплыл бы и мотив личной мести. Словом, руководитель государства оказался бессилен. Выбрав убийство, он совершил не просто преступление, но и расколол советскую правящую элиту. Отныне правила поведения внутри нее становились иррациональными.

Сталин вряд ли это понял. Отомстив противнику, он занялся решением других задач, которые целиком занимали его внимание.