Неглубокое по существу выступление Сталина было тем не менее напористым, злым, приклеивало ярлыки оппозиционерам, унижало их как практических деятелей. Исполком готовился к исключению Троцкого из своих рядов, и это произошло 27 сентября того же года. Он остался в одиночестве, продолжая мужественную, но бесперспективную борьбу. Троцкий, после его высылки из СССР, окажется, пожалуй, единственным, кто до 1940 года будет изобличать, опровергать, обвинять Сталина. Но чем дольше и яростней будет раздаваться его одинокий голос, тем очевидней будет становиться: Троцкий борется не только за революцию и ее идеалы, но и за себя. Он никогда, до последнего дня, не сможет примириться со своим фиаско, когда его, почти «гения», вытолкает за кордон, как он скажет, «коварный осетин». Скоро для Троцкого марксизм, социалистические ценности будут иметь значение прежде всего в контексте спасения их от поругания Сталиным. В свою очередь, для генсека Троцкий до самой гибели в Мексике будет олицетворением зла, символом перерождения, самой глубокой личной ненависти. Пожалуй, в своей жизни он испытает чувство ненависти такого же накала только к Гитлеру, «обманувшему», обхитрившему Сталина в 1939–1941 годах. А пока борьба продолжалась.
«Выводы» оппозиционерами сделаны не были. Весной 1927 года ими была направлена в ЦК новая платформа, подписанная 83 сторонниками Троцкого. После нескольких заседаний ЦК и ЦКК Троцкий и Зиновьев в октябре 1927 года были исключены из ЦК ВКП(б). А в следующем месяце – и из рядов партии. XV съезд ВКП(б) (декабрь 1927 г.) подтвердил исключение из партии Троцкого и Зиновьева. Одновременно в числе 75 активных деятелей оппозиции из партии был исключен и Каменев. Правда, Зиновьев и Каменев, в очередной раз покаявшись, вновь будут восстановлены в партии и даже выступят с покаянными речами на XVII съезде.
Троцкого не только исключили из партии, но и по предложению Сталина лишили должности (малозначащей, второстепенной, на какую обычно в СССР отправляли опальных лидеров, если им не грозило худшее). По указанию генсека СНК СССР 17 ноября постановляет:
«1. Освободить тов. Троцкого Льва Давыдовича (так в тексте. –
Председатель Совета Народных Комиссаров Союза ССР и Совета Труда и Обороны
Человек, внесший после Ленина наибольший вклад в победу Октябрьской революции и ее выживание в годы гражданской войны, подвергался полному остракизму. Но худшее для этого «выдающегося вождя» было впереди.
Навязывая партии дискуссию за дискуссией в борьбе со Сталиным, Троцкий помимо своего желания все больше укреплял его авторитет как нового лидера партии. Этот вывод парадоксален, но, пожалуй,
Здесь еще вряд ли можно обвинять Сталина в «организации», подготовленном «сценарии», «спектакле» и т. д. В глазах большей части делегатов генсек постепенно становился реальным вождем партии. Это впечатление заметно усиливалось на фоне неубедительных выступлений представителей оппозиции, которым часто уже не хватало и мужества. Каменев, например, защищаясь одними цитатами, старался одновременно заигрывать со Сталиным, называя его доклад «обстоятельным», с «правильным цитированием», «верными выводами» и т. д. «Единственной заботой Зиновьева и его друзей стало теперь, – зло вспоминал Троцкий, – своевременно капитулировать… Они надеялись если не заслужить благоволение, то купить прощение демонстративным разрывом со мной».
Для всех стало ясно, что объединение Троцкого со своими бывшими противниками, что очень умело использовал Сталин, произошло лишь на платформе концентрации усилий против генсека. Сталин, в ком честолюбивые мотивы и вера в свое особое предназначение все более крепли, не упустил этого исключительно благоприятного шанса. Начав с борьбы идейной, он решил завершить разгром Троцкого политически. Об этом, в частности, свидетельствует его речь на заседании объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) 23 октября 1927 года, на котором обсуждались вопросы повестки дня предстоящего XV съезда партии. На Пленуме было решено, в частности, обсудить на съезде вопрос о троцкистской оппозиции. Во время заседания раздалось несколько выкриков из зала, в президиум передали записки, суть которых в том, что ЦК скрыл «Завещание» Ленина и не выполнил его волю. Сталину больше молчать по этому вопросу уже было нельзя.