В таком ключе и должна была быть выдержана официальная биография вождя. Уже сложившаяся традиция партийного историописания, декларируемые идейные и моральные ценности большевика, принятый у высших партийцев этикет и стиль публичного поведения задавали достаточно узкие и сложные для исполнителя рамки. Ведь предполагалось, что жизнеописание великого вождя должно стать результатом изучения документальных свидетельств, строгих научных изысканий. Ни в коем случае никто не дал бы сотрудникам Института Маркса – Энгельса— Ленина (ИМЭЛ) прямого задания сочинять и фальсифицировать биографию Сталина. Все участники процесса должны были делать вид (если не вправду верить), что речь идет именно об изучении свидетельств прошлого. Но результат этого изучения должен был совпасть с заранее заданными рамками.
О том, как должна писаться партийная история, Сталин высказался в 1931 г. в статье «О некоторых вопросах истории большевизма: Письмо в редакцию журнала «„Пролетарская революция“»[16]
. Сталин критиковал журнал за помещение умеренно полемической статьи, которую он определил как «антипартийную и полутроцкистскую». Автор статьи осмелился сказать, будто Ленин «недооценивал опасности центризма в германской и вообще предвоенной социал-демократии[17], и среди прочего сослался на то, что «не найдено еще достаточного количества официальных документов, свидетельствующих о решительной и непримиримой борьбе Ленина (большевиков) против центризма». Сталин объявил эту претензию совершенно не обоснованной, а наличные партийные документы вполне достаточными, прибавив характерную инвективу: «Значит ли это, что наличия только лишь бумажных документов достаточно для того, чтобы демонстрировать действительную революционность и действительную непримиримость большевиков по отношению к центризму? Кто же, кроме безнадежных бюрократов, может полагаться на одни лишь бумажные документы? Кто же, кроме архивных крыс, не понимает, что партии и лидеров надо проверять по ихПри таких условиях задача создания «правильной» биографии вождя становилась практически нерешаемой.
Выходом стала демонстративная «сталинская скромность», важная часть его образа, подчеркивавшаяся пропагандой. По выражению Яна Плампера, автора исследования визуальной составляющей сталинского культа, посвятившего «сталинской скромности» отдельный раздел своей книги, «сложился образ Сталина, находившегося в откровенной оппозиции к своему культу или в лучшем случае неохотно его терпевшего»[20]
. В 1935 г. Е. Ярославский просил разрешения Сталина на доступ к архивам ИМЭЛ для составления его биографии. Сталин оставил на письме Ярославского резолюцию: «Я против затеи насчет моей биографии. У Максима Горького тоже имеется намерение аналогичное с Вашим […] Я устранился от этого дела. Я думаю, что не пришло еще то время для „биографии Сталина!!“»[21]. Это был поистине остроумный и дальновидный маневр: Сталин под видом нежелания «выпячивать» свою личность пресекал излишнее любопытство насчет своего прошлого, заодно оставляя себе возможность отбирать то, что сам считал годным для печати. Таким образом, снималась проблема соответствия между неумеренными славословиями, восхвалением выдающейся роли вождя и значительно более скромной исторической реальностью: последней предстояло пока пылиться в архиве.