Читаем Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года полностью

Первый этапный пункт был в Ростове-н[а]-Д[ону]. Перед выходом из вагонов всех арестованных попарно соединили наручниками. […] Моим соседом по наручникам был человек закавказской расы, в длинном легком пальто из сукна ручной работы (как делают горцы в Дагестане), с черными зачесанными назад волосами, с круглой чистой бородкой. Походил он на интеллигента. Он спросил меня, за что и куда меня гонят, а также учился ли я в школе. Я решил, что он был учителем. […] Ростовская тюрьма была похожа на средневековый замок. Нас ввели во двор, наручники сняли. Офицер произвел перекличку арестованных. […] Нас, большую группу арестованных, в том числе и «учителя», поместили в обширную темную камеру […] «Учитель» обращался с арестантами вежливо, со многими разговаривал, интересовался, кто за что сидит. О себе сообщил, что он идет на север в ссылку. Через 5 дней на нас снова надели наручники и погнали на вокзал, для следования дальше – на Курск […] По прибытии в Курск – снова в тюрьму […] В Курске в тюрьму при нас привели много аграрников (крестьян, громивших помещичьи усадьбы и самовольно запахивавших помещичью землю). Учитель со многими из них беседовал. Уголовных в Курске не видел. Через 3 дня нас прежним порядком отправили на Москву. По прибытии в Москву на нас снова надели наручники и повели по улице в тюрьму. […] Нас ввели в большую камеру с шашечным полом. […] Чинивший электропроводку монтер (из арестованных) сообщил, что в тюрьме ведется борьба с клопами и что арестованных из соседних камер переведут в нашу, как наиболее вместительную. Через некоторое время в нашу камеру пришли арестованные из других камер, а в их камерах зажгли серу. «Учитель» оживился, стал спрашивать некоторых арестованных, откуда они и за что осуждены. Затем, когда дверь была закрыта, он организовал и провел в камере митинг. […]

Я не смею думать, что этим «учителем» был именно наш товарищ Сталин, но сходство портрета товарища Сталина за 1909 г. с «учителем», который мне хорошо запомнился, не вызывает у меня сомнений.

Письмо Семенова В. А. директору ИМЭЛ, апрель 1952 г.

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 658. Л. 339–340.


№ 2

Ф. Блинов[158]:

В декабре 1908 года наш этап прибыл в Вологодскую пересыльную тюрьму. Меня поместили в камеру № 3, где находилось около 20 политических заключенных. В камере было холодно, сыро, и многие заболевали. Ежедневно в тюрьме умирало от тифа несколько человек.

Вскоре я уже познакомился со всеми обитателями нашей камеры. Мое внимание привлек молодой человек, лет двадцати восьми, черноволосый, смуглый, с приятным открытым лицом, на котором выделялись умные, живые глаза. В камере его звали товарищ Коба. Он недавно прибыл по этапу издалека, из Бакинской тюрьмы.

Уже в первые дни нашей совместной жизни я заметил, что ни одному распоряжению тюремной администрации он добровольно не подчинялся. Видно было, что и в стенах тюрьмы он продолжал вести борьбу с царским правительством. […] [из их камеры бежал студент из Петербурга, он ушел с тюремного двора через пролом в заборе, пока другие арестанты отвлекали внимание сторожа]. Товарищ Коба обратился к нам и сказал, что нужно выиграть время для того, чтобы беглец успел уйти подальше, пока его хватятся. Когда объявят тревогу, лучше всем лечь на нары, укрыться, чтоб не видно было лиц, и притвориться спящими.

Через некоторое время слышим шум в коридоре – приехало начальство. Мы все быстро легли на нары. Оказалось, из соседнего с тюрьмой двора сообщили, что в заборе тюрьмы сдвинута доска и что дети видели какого-то незнакомца, проходившего по двору.

В нашу камеру входят начальник тюрьмы, прокурор, жандармы. Старший надзиратель командует:

– Встать! Смирно!

А голос Кобы призывает нас не подчиняться:

– Лежите! Не вставайте!

Надзиратели кидаются к нарам, начинают нас тормошить, срывают одеяла. Крики, шум. А мы не подчиняемся, закутались с головой и лежим.

Тогда прокурор начинает нас уговаривать стать на проверку, что это, мол, ненадолго, что нас только пересчитают и убедятся, все ли налицо.

А Коба ему отвечает:

– Считайте нас по ногам.

Мы не удержались и потихоньку смеемся. […] Делать им было нечего. Начали нас считать по ногам. Долго бились они – то лишние ноги оказывались, то одной не хватало. В общем канителились они с нами около часу, пока выяснили, что побег совершен из нашей камеры, и установили, кто именно бежал.

Из воспоминаний Ф. Блинова, записано в 1941 г. в Ярославле РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 647. Л. 33–36.


№ 3

Канцелярия Вологодского губернатора:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное