Сталин: биография вождя

Как в такой ситуации действовать? Прежде всего, насколько возможно, уменьшить социальную базу своего лидера. Сталин два года собирал общество вокруг правительства, а террор должен был разорвать эти узы консолидации. Тот же Ю.Н. Жуков — правда, по поводу декабрьского пленума 1936 года, — сказал о "партийных баронах" следующее: "Все они стремятся прочно связать себя, свою замкнутую социальную группу со Сталиным, не только избежать тем самым уже обозначившегося разрыва с ним, но и во что бы то ни стало поставить его в полную зависимость от себя и своих групповых интересов. А для этого обязательно связать себя со Сталиным нерасторжимыми узами крови…"

Ведь если уж начистоту, то Сталин-то ни в коей мере не был замешан именно в кровавых репрессиях ни в период Гражданской войны, ни после. Даже идя на жесткое применение существовавших тогда законов, он тем не менее не только стремился, но и старался, елико то было возможным, избирать если и не наиболее мягкие, то по крайней мере явно сильно смягченные варианты наказаний. В стране это знали. И вот именно с этим и было связано одно обстоятельство.

Так называемая внутренняя партия в принципе-то запросто могла устранить сталинцев и даже самого Сталина. Но она прекрасно понимала, что затем лоб в лоб столкнется с очень непростыми вопросами: А что потом? Как отнесется народ, те самые «массы», к такому шагу? А что, если посмеют усмотреть в устранении сталинцев и самого Сталина, в принципе-то уже зарекомендовавших себя созидателями и сторонниками восстановления спокойной жизни и уважения прав человека, государственный переворот? Партократия не могла не помнить, как за двадцать лет до того страна попросту смела не то что какую-то там власть, а целую империю, целые социальные слои, всю верхушку общества, куда более сильную, опиравшуюся на армию и полицию. А на кого могла опереться партократия, если "от Кронштадта до Владивостока" пошел бы крик: "Царя-батюшку убили!"?! Сталина-то к тому времени уже едва ли не обожествляли, особенно после того, как очень многие прежние порядки он восстановил — от елки, которую, кстати говоря, запретили еще при царе, в 1916 г., до казачества и части прежних офицерских званий. С именем Сталина увязывали возврат многим слоям населения гражданских прав. С именем Сталина увязывали постоянную либерализацию в отношениях государства и церкви, которая началась с 1933 года.

И можно не сомневаться, злости у простых людей на "кровью умытых" партократов накопилось столько за все, что они творили за предыдущие двадцать лет, что в случае, если по стране пошел бы крик "Царя-батюшку убили!", многих из партократов могли бы и до стенки не довести, голыми руками разорвали бы. Как бы ни относилась партократия к Сталину, силовое решение стало бы для нее слишком большим риском. Сталин был единственной гарантией лояльности населения к партийному руководству, и его устранения партийные массы "не поняли" бы точно так же, как и беспартийные. Проще говоря, народы огромной страны откровенно не поняли бы этого.

Единственный вывод, который сделала партократия, был сколь гениально трагический, но столь же и фантастически подлый: надо по возможности оторвать сталинцев и Сталина от народа и привязать к себе! Вопрос: чем? Ответ: только кровью, желательней всего, очень большой кровью!

Придумать, а потом еще и осуществить такое — нет, это явно не по уму секретарю обкома с двумя классами церковно-приходской школы, ни даже сообществу этих «деятелей». Слишком уж мастерски задумана операция, здесь за версту несет нешуточным знанием политической истории человечества, организации отчаянной силовой борьбы за власть в гигантских масштабах. Что бы ни болтали о большевиках, но после окончания Гражданской войны они не практиковали массовых расстрелов, тем более "бомбежек по площадям". До 1937 года стреляли мало. Одна — две тысячи смертных приговоров в год для такой страны — мизер. Если, например, у нас сейчас снять мораторий на смертную казнь, то наверняка смертных приговоров будет если и не на несколько порядков больше, то по крайней мере в несколько раз больше.