Сталин. Битва за хлеб

«25 ноября 1920 года Канский уком РКП (б) рассмотрел вопрос о массовых „самочинныхрасстрелах“ в уезде. Характерны вопросы, заданные зампредом Енисейской губЧК Я. М. Банковичем, особенно насчёт „технических“ аспектов убийств: „Сколько расстреляно, впечатление от расстрелов, кто расстрелянные, техника расстрела?“ Не менее характерны и ответы председателя Капского уисполкома В. Г. Яковенко: „Ингаш — 5, Нишино — 4, Тасеево, Шеломки и Роэюдественское — до 60 (чел.). Впечатление самое хорошее. Кто. В Тасеево — лица с уголовным прошлым и монахи, в Шеломках — 6. офицеры и священник, в Рождественском — интеллигенты, часть крестьян — дружинников Колчака и бывшие офицеры и уполномоченные Губкохоза. В Ролсдественском за селом расстреляны и сожжены… Этим всем саботажникам показано, что с ними много считаться не будут. Эти самочинные действия сделаны комячейками, исполкомом и милицией в контакте“. Уком постановил передать дело о расстрелах на рассмотрение губкома РКП (б), отметив, что „ячейки РКП. не могли поступить иначе, так как вопрос стоял в плоскости или МЫ, или ОНИ“.

Более всего жителей погибло в Рождественском — в ночь на 7 ноября там было вырезано (где же „вырезано“, в предыдущем абзаце русским языком написано: „расстреляны“[200]. — Е. П.) 42 человека, в том числе учительница, священник, счетовод, заведующий внешкольным подотделом… На скамье подсудимых оказались 128 человек — практически вся местная партячейка. Неудивительно, что власти не рискнули осудить такое количество своих сторонников и постановили всех убийц оправдать»[201].

Если не заниматься заламыванием рук над покоящейся на мягком диване пятой точкой, а посмотреть на ситуацию как она есть, то что мы видим? Самую простую вещь. Местные комячейки, поддержанные уездным комитетом, утверждают, что вопрос стоял так: «мы или они». Судя по контингенту расстрелянных — уголовникам, колчаковцам, офицерам, сельской интеллигенции, — речь шла не о несданной продразверстке, но о вещах посерьезнее. Скорее всего, о разборке между комячейками и вот-вот готовой сформироваться бандой или же о решении общества — выступить против красной власти (что, в общем-то, тоже означало формирование банды). Дата очень характерная — осень 1920 года, время подготовки Западно-Сибирского восстания, волостной актив которого скорее всего и «зачистили» местные коммунисты. На другой чаше весов лежали кроме жертв, которые понесла бы деревня в случае присоединения к восстанию, собственные жизни коммунистов и их семей, поскольку бандиты и бабам с детишками спуску не давали, да еще как убивали-то! Что прикажете делать? Сообщить в ЧК и ждать отряд ЧОН? Как раз и поспеют, чтобы прибрать трупы.

Интересно, кто из нынешних правозащитников рискнул бы поехать туда и объяснить этим людом, что они должны позволить перерезать себя во имя буквы закона?

Естественно, комиссия такой хренью не занималась, а выясняла то, что господин Тепляков назвал «техническими аспектами». Не было ли массовых расстрелов, убийств членов семей, казней заведомо невиновных односельчан по навету, мучительства? Ах, не было? Впечатление, говорите, хорошее? Что, даже и без грабежей? Стало быть, признать все происшедшее необходимой обороной и подсудимых оправдать. Честное слово, Сибирь 20-х годов была неподходящим местом для рассуждений о святости человеческой жизни.