Сталин. Битва за хлеб

А советское правительство продолжает гнать волну. В стране проходят массовые акции вроде «недели обороны», в Уголовный кодекс вводится статья за недонесение, а также смертная казнь за антисоветскую пропаганду и агитацию при массовых волнениях.

8 июля, когда британцы уже за счастье почитали бы похоронить всю эту историю, в Москве начинается процесс по делу некоего Дружиловского, которого обвиняют в изготовлении фальшивых «писем Коминтерна» руководству компартий Британии, США и Болгарии. Можно, конечно, объявить дело фальсифицированным — уж очень оно кстати подоспело, но что совершенно точно — так это что идиотов, способных рассылать такие инструкции, в Коминтерне не держали. Затем начинают шерстить и показательно судить английских шпионов, к превеликому удовольствию мировой прессы, — а британских агентов в СССР хватало, Интеллидженс Сервис сделала стратегические запасы еще в Гражданскую. В общем, кампания идет но тем же рецептам, что и во времена приснопамятного похода Керенского на Петроград, а учитывая всеобщий повышенный интерес к советским делам[233], весь мир гудит, как большой колокол.

«Военная тревога» вскоре отзовется косвенным образом, вызвав «хлебную стачку», которая послужит началом конца нэпа. Но в целом, как видим, ничего особо ужасного не произошло: вы пошутили, мы тоже посмеялись. Ничего… если бы не внезапное ужесточение законодательства, направленное на пресечение террора и массовых волнений. Каких массовых волнений ожидало советское правительство летом 1927 года? К коллективизации, что ли, готовилось? Так ведь ещё в октябре 1927-го говорили о «постепенном обобществлении путем кооперирования» — улита едет, когда-то будет… В чём же дело?

Если бы события 1927 года ограничивались танцами вокруг Коминтерна — ни в чем. Но параллельно с этими пропагандистскими играми шли другие процессы — и они-то были реальными и предельно конкретными.

* * *

Ещё 8 апреля 1927 г. Главное управление погранохраны и войск ОГПУ выпустило следующую директиву:

«Возросшее влияние Англии в Польше и Румынии, давление ее на Германию, ратификация Италией по настоянию Англии захвата Румынией Бессарабии является показателями подготовки войны против нас. Вместе с тем успехи китайской революции наносят удар по мировому империализму…» и т. п. «…Подобная обстановка должна будет вызвать возрастающее усиление диверсионной и шпионской работы против нас, как непосредственно на границах, так и в тыловых, главным образом промышленных районах Союза… Весной и летом возможен ряд диверсионных налетов на нашу территорию (на границах Польши, Латвии и Дальневосточного края это особенно возможно)».

Ясно, что из международной обстановки никоим образом не следует усиление диверсионной работы в конкретные месяцы на конкретных границах, — такое предупреждение может исходить только от разведки. Париж, где базировалась основная часть белоэмигрантских организаций, был буквально нашпигован агентами ОГПУ, так что эта заслуженно нелюбимая эмигрантами контора была в курсе их сокровенных планов.

В марте в Терийоках (Зеленогорск), формально на территории Финляндии, но на самом деле рядом с Ленинградом, зам. председателя и фактический руководитель Российского общевоинского союза (РОВС) генерал Кутепов провел совещание с членами своей террористической организации, на котором заявил, что надо немедленно приступить к террору против СССР, а в апреле отдал соответствующий приказ. Тогда же председатель общества барон Врангель отправился инспектировать отделения Союза. А потом началось…

31 мая в СССР через финскую границу проникает группа террористов — та самая знаменитая Захарченко-Шульц со товарищи, которая была прославлена фильмом «Операция „Трест“». 3 июня они пытаются подложить бомбу в общежитие ОГПУ, 6 июня — бросают бомбу в бюро пропусков на Лубянке. 7 июня — еще один теракт, на сей раз успешный: в Ленинграде террористы устраивают взрыв в помещении нартклуба на Мойке, результат — 35 пострадавших. В Минске в результате диверсии погибает начальник белорусского ОГПУ Опанский.