Сталин — человек, который израсходовал Россию

«Большие плотные массы людей маршировали по минным полям. Люди в гражданском и бойцы штрафных батальонов двигались вперед, как автоматы, бреши в их рядах появлялись, когда кого-нибудь убивало или ранило взрывом мины. С расстояния в 600 метров мы открыли огонь, и целые отделения в первой толпе атакующих повалились на землю… Уцелевшие одиночки тупо шли вперед. Это было жутко, невероятно, бесчеловечно. Ни один из наших солдат не стал бы двигаться вперед», — это уже немецкий офицер о боях под Киевом.

Так это выглядело в описании немцев.

Так это выглядело в описании немецких генералов.

А вот так это выглядело в описании Николая Никулина, члена-корреспондента Российской академии художеств, ведущего научного сотрудника Эрмитажа, который в 1941-м попал связистом в 13-й артиллерийский полк.

Провоевав всю зиму 41-го под Ленинградом, он описывает страшную картину: геологические слои трупов, павших в боях у станции Погостье. «Позже, весной, когда снег стаял, открылось все, что было внизу. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировани в гимнастерках и ботинках. Это были жертвы осенних боев 1941 года. На них рядами громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких черных брюках. Выше сибиряки в полушубках и валенках, еще выше политбойцы в ватниках и тряпичных шапках, на них тела в шинелях и маскхалатах, с масками на головах и без них».

Рядовые, которых гнали в бой заградотряды, не могли отступить. Но это не означало, что не могут отступить командиры. Для того чтобы отступить, им надо было всего лишь израсходовать личный состав. Тогда они могли отступать, не боясь быть расстрелянными.

«Давай, твою мать, дорасходуй живую силу и отступаем на переформирование», — это воспоминания отца Дмитрия Орешкина.

В воспоминаниях Николая Никулина есть такая деталь: после войны он встречается с немцем, который воевал против русских. Немец вспоминает, как к ним на передовую прискакал молоденький лейтенантик и ну поднимать войска в атаку: за Фатерлянд, за Гитлера! Первым вскочил на бруствер, первым получил пулю — в атаку никто не пошел.

У руководителей Красной Армии таких проблем не было. Вот 311-ая дивизия, возле того же Погостья, Никулин случайно видит ее командира: «Я заглянул в щель сквозь приоткрытую обмерзлую плащ-палатку, заменявшую дверь, и увидел при свете коптилки пьяного генерала, распаренного, в расстегнутой гимнастерке. На столе стояла бутыль с водкой, лежала всякая снедь: сало, колбасы, консервы, хлеб. Рядом высились кучи пряников, баранок, банки с медом — подарки из Татарии «доблестным и героическим советским воинам, сражающимся на фронте», полученные накануне. У стола сидела полуголая и тоже пьяная баба». В довершение следует добавить, что штатная численность стрелковой дивизии в 1941 была 14 тыс. чел., а 311-ая потеряла убитыми 60 тыс. и пропустила через себя 200 тысяч.

Комдив Гладков в своих воспоминаниях описывает, как в 1944 году, будучи брошен в наступление, осмелился потребовать артподготовки. В ответ — мат командующего Масленникова: «Нет боеприпасов — сам иди в атаку!»

Гладкову еще повезло. Он был все-таки комдив. Основной костяк бойцов, расстреливаемых особистами перед боем, как раз и состоял вот из таких «паникеров» и «трусов», которые считали нужным палить из пушек по высоте, вместо того чтобы «израсходовать» солдат и дать возможность товарищу чекисту отступить в тыл на переформирование.

«В пехотных дивизиях уже в 1941–1942 годах сложился костяк снабженцев, медиков, контрразведчиков, штабистов и тому подобных людей, образовавших механизм приема пополнения и отправки его в бой, на смерть», — вспоминает Никулин.

«Подходя к минному полю, наша пехота проводит атаку так, как будто этого поля нет», — объяснял генерал Жуков изумленному генералу Эйзенхауэру.

Вот это самая страшная правда. Войну (в нашем понимании) действительно выиграл Сталин. Выиграла его стратегия: гнать и гнать людей вперед, на минные поля и немецкие пулеметы. При этом расходным материалом были не люди — была самая Россия.

Что делал Жуков под Ельней в августе 1941 года? Бросал пехоту на штурм сначала врытых в землю танков, а потом — пустых минных полей.

Что делал Жуков — этот «браконьер народа русского», как назвал его Виктор Астафьев — подо Ржевом? В течение 15 месяцев он бросал полк за полком, дивизию за дивизией, на абсолютно бессмысленный штурм укрепленных немецких позиций. Потери войск превысили 2 млн человек, вдвое превзойдя потери в Сталинградской битве. Сам город был уничтожен полностью: из 40 тыс. населения в живых осталось 248 человек.

Ржев — это самая кровопролитная битва за всю историю человечества. А что мы о ней знаем? Ничего. Поскольку Жуков Ржева с боем не взял — немцы спокойно отошли, когда стало поджимать с флангов, — то официальная историческая наука даже не признает такой битвы: Сталинград был, Курск был, а Ржева не было.

Может быть, выучились к 1944-му?