Сталин, Гитлер и мы

Не спавшие ночей,

Когда из нашего же круга

Он делал палачей…

А вот другие его строки, имеющие отношение к нашему разговору о позолоченной писательской клетке:

Я, сотрапезник общего стола,

Его огнем испепелен дотла,

Отравлен был змеиным ядом.

Я, современник стольких катастроф,

Жил-поживал, а в общем жив-здоров…

Но я состарился с ним рядом.

К сожалению, далеко не каждый из его современников оказался в состоянии пойти на такие признания даже в послесталинские времена.

Рабская покорность официальной советской литературы и ее творцов объяснялась все тем же – совершенно немыслимым террором, свирепой партийной цензурой и, более всего, личным вниманием, которое повседневно уделял Сталин писателям. В ходе массового террора шквал репрессий обрушился и на Союз писателей, сотни литераторов были репрессированы, многие из них погибли в лагерях и тюрьмах. В кровавую бойню 30-х годов власть втягивала всех и каждого (в роли жертв, палачей, доносчиков, стукачей, лжесвидетелей, невольных судей и т. п.). Думаю, нельзя назвать ни одного писателя тех времен, который по меньшей мере не подписался бы под очередным письмом для печати, требовавшим расстрела «врагов народа». Все должны были быть запятнаны кровью невинных жертв, такова была железная установка. Другое дело, повторим, что при этом люди по-разному усердствовали. Стало какой-то жуткой традицией входить в литературу, начинать свой путь в ней с воспевания сталинских преступлений, иначе просто нельзя было попасть в круг пишущих и издающихся литераторов! Так, К. Симонов начал с двух поэм, прославлявших ГУЛАГ. А. Твардовский, сам деревенский человек, чья семья была репрессирована и выслана в Сибирь как «кулацкая», знал об ужасах коллективизации не понаслышке, но воспевал ее в стихах и издал даже поэму о коллективизации – «Страна Муравия».

Кстати, именно на примере того же Твардовского можно объяснить, как делалась тогда литература и от чего зависела судьба писателя. Да, он славил колхозную жизнь в то время, когда его родители и вся родня страдали и голодали в сибирской ссылке (на эту тему есть воспоминания брата поэта). Но ведь сам поэт уцелел от репрессий только потому, что покривил душой в своем творчестве. Причем даже такой сделки с совестью не всегда хватало на то, чтобы спасти себя и свое право издавать хоть что-то. Многие литераторы, взахлеб воспевавшие жизнь под Сталиным, все равно оказывались в лагерях и тюрьмах. Так случилось, например, с двумя самыми известными нашими публицистами, М. Кольцовым и К. Радеком. Чем ближе было дело к их аресту, тем больше славили они Сталина в своих печатных и устных выступлениях, но это их не спасло, обоих арестовали, и они погибли в недрах ГУЛАГа.

Сталин лично, можно сказать, своими руками загубил несколько самых выдающихся наших писателей. Нет сомнения, что в литературе он разбирался неплохо, у него был собачий нюх: он безошибочно определял самых талантливых писателей и поэтов и пытался их совратить, поставив себе на службу. В случаях с действительно огромными талантами он, как правило, цели своей не достигал, но мстил за это жестоко. Прежде всего – лишал возможности издаваться. Вот такой, например, скорбный перечень: М. Булгаков, Б. Пастернак, М. Цветаева, А. Платонов, А. Ахматова, О. Мандельштам…

Ведь в то время, когда Сталин их заметил и начал с ними свою жестокую игру в кошки-мышки, они еще не считались классиками, но он верно выделил их из многих литераторов. Потерпев с ними неудачу, Сталин физически уничтожил только Мандельштама (и то потому, что тот оскорбил его в своем стихотворении), а всех других просто отлучил от литературы. Убежден, что вождь не лишил их жизни только потому, что понимал масштаб их дарования и боялся реакции Запада, которая могла последовать в случае репрессий против них.

Так, известно, что Сталин люто ненавидел А. Платонова, рассказ которого «Впрок» привел вождя в ярость, он наложил на тексте рассказа свою резолюцию: «Сволочь!» Вождь все правильно понял! Ведь писатель разоблачал партийную сказку для дураков о коллективизации. Как и Булгакова, Сталин взял Платонова под свой особый присмотр, для начала посадил в тюрьму его сына (точно так же он посадил сына Ахматовой, мужа Цветаевой, ее дочь, многих близких людей из окружения Булгакова, у которого не было детей). В одном из своих писем А. Фадеев писал: «Я прозевал недавно идеологически двусмысленный рассказ Платонова „Усомнившийся Макар“, за что мне поделом попало от Сталина».