Основные задачи вновь создаваемой структуры, по мнению Уншлихта, должны быть: учет поступающих в ГПУ, Разведупр и другие учреждения (очевидно НКИД) сведений о степени осведомленности иностранных разведок о России, учет сведений, интересующих противника, выяснение степени осведомленности противника. Кроме того, необходимо было начать составление и техническое изготовление целого ряда ложных сведений и документов, дающих неправильное представление противникам о внутреннем положении России, об организации и состоянии Красной Армии, политической работе партийных и советских органов и работе Наркоминдела. И, конечно, основное — снабжение противника этими материалами и документами через агентуру ГПУ и Разведупра. Для большей достоверности передаваемой на Запад информации предлагалось разработать и опубликовать ряд статей для периодической прессы, которые должны были подготовить почву для выпуска в обращение разного рода фиктивных материалов.
Предложения Уншлихта были рассмотрены на очередном заседании Политбюро 11 января 1923 года и приняты без каких-либо серьезных изменений и дополнений. Единственным дополнением было решение о том, что все статьи, которые разрабатывались для периодической прессы, перед их публикацией должны были просматриваться и утверждаться одним из секретарей ЦК партии. Опасались все-таки отдавать все мероприятия по дезинформации на откуп ГПУ и оставили за собой общий контроль. Разведка, контрразведка и дипломаты получили свободу рук для своих дезинформационных действий. То, что разведчики и контрразведчики пытались обмануть своих противников по ту сторону границы, было естественным — тайная война не знала перемирий и каких-то мирных договоров, и для достижения своих целей хороши были любые средства. Но вот подключение для этой деятельности дипломатов было чем-то новым. Обычно дипломаты были людьми порядочными и привыкли отвечать за свои слова. Но в данном случае их мнением не интересовались и поставили руководство Наркоминдела перед свершившимся фактом, когда Чичерин и Литвинов вынуждены были подчиниться высшей партийной инстанции. Может быть, и против своей воли. Литвинов, как старый член партии, был связан жесткой партийной дисциплиной, а бывший царский дипломат Чичерин мог оказаться в затруднительном положении.
В этот же день постановление Политбюро было сообщено наркоминделу Чичерину и его первому заму Литвинову. Ознакомившись с документом, Литвинов, конечно, по согласованию с наркомом, отправил письмо секретарю ЦК РКП Сталину, в котором высказывал мнение дипломатов по проблеме дезинформации. Он писал, что Наркоминдел сознает необходимость циркулирования в тех или иных случаях дезориентирующих сведений и нередко этим способом пользуется. Но он также подчеркивал, что Наркоминдел ни в коем случае не может считать ГПУ компетентным решать, когда и какими путями дезинформационные сведения следует пускать в обращение. Очевидно, дипломаты были не очень высокого мнения об интеллектуальных способностях сотрудников КРО ГПУ, которые должны были заниматься дезинформационными проблемами. Дезинформация должна была уходить за рубеж, а это уже была вотчина дипломатов. Литвинов опасался, и, очевидно, вполне справедливо, что сведения, распространяемые вновь созданным бюро, будут сейчас же опровергаться советскими полпредствами. В полпредствах не должны были подозревать о создании такой организации, как дезбюро. Конечно, Литвинов не собирался возражать против этого постановления Политбюро. Но он просил «дополнить это постановление новым пунктом, обязывающим ГПУ не принимать никаких шагов и не выпускать никаких сведений в обращение без предварительного согласования с одним из членов Коллегии НКИД».
Уже в этом письме были заложены основы той конфликтной ситуации, которая в будущем не позволила развернуть плодотворное сотрудничество между контрразведкой, а другой структуры, способной к проведению подобных мероприятий, в ГПУ тогда не было, и дипломатами. Политическая дезинформация вследствие разногласий по ряду вопросов между Наркоминделом и ГПУ широкого применения не получила. Единственной дееспособной организацией, которая могла что-то сделать, причем только в военной области, была военная разведка.
После принятия постановления Политбюро о дезинформации прошло два года. В военной разведке это новое направление деятельности курировал начальник Разведупра Ян Берзин. И новый председатель Реввоенсовета СССР и начальник штаба РККА Михаил Фрунзе именно от него потребовал отчет о проделанной двухлетней работе по дезинформации. 21 января 1925 года такой отчет за № 0226/сс. был ему представлен. Подробный документ на 12 машинописных листах давал полное представление о двухлетней работе по дезинформации.