Сталин и Хрущев

Твардовский отвечал вождю взаимностью. Так, сочиняя поэму «Страна Муравия», поэт пишет в своей рабочей тетради: «Речь Сталина глубоко потрясла. Отступление (имеется в виду лирическое отступление – Л.Б.) о Сталине развёртывается под непосредственным впечатлением его речи» (Лит. наследство. М., 1983. Т.93. С.372). А в марте 1953 года на смерть любимого вождя Твардовский напишет такие строки: «В этот час величайшей печали Я тех слов не найду, Чтоб они до конца выражали Всенародную нашу беду…».

Но вот пришел Хрущёв со своей борьбой «с тенью Сталина», и Твардовского будто подменили. Теперь он – в числе ярых антисталинистов, он из кожи вон лезет, чтобы как-то угодить Хрущеву.

В ноябре 1963 года, отдыхая в Барвихе, он встречает среди отдыхающих бывшего личного секретаря И.В. Сталина Александра Николаевича Поскрёбышева. В своём дневнике он оставляет такую издевательскую запись об этом старом человеке: «Отдыхает здесь на правах персонального пенсионера маленький лысый почти до затылка человек с помятым бритым старческим личиком, на котором, однако…проступает сходство с младенцем и мартышкой…Этот человек ходит в столовую, принимает процедурки, играет в домино, смотрит плохие фильмишки в кино, словом «отдыхает» здесь, как все старички-пенсионеры, и как бы это даже не тот А.Н.Поскрёбышев, ближайший Сталину человек, его ключник и адъютант, и, может быть, дядька, и раб, и страж, и советчик, и наперсник его тайного тайных… Судя по лагерным рукописям, именно такие были в охране – невзрачные, незаметные, но злобные».

Твардовский носится со своей поэмой «За далью даль», как с писаной торбой, не смея без высочайшего дозволения Хрущёва опубликовать ее даже в своем журнале «Новый мир» ( где онработал главным редактором – Л.Б.). Невозможно читать без чувства брезгливости те унизительные записи, которые содержатся в его рабочей тетради. Вот неоднократный лауреат Сталинских премий обращается к помощнику Хрущёва В. Лебедеву с нижайшей просьбой передать «самому» главы из поэмы, а также в высшей степени подхалимское письмо, которое заканчивалось словами: «Ваше доброе отеческое внимание ко мне в труднейший период моей литературной и всяческой судьбы, давшее мне силы для завершения этой книги, позволяет мне надеяться, что и эту мою просьбу, дорогой Никита Сергеевич, Вы не оставите без внимания». Даже помощник Хрущёва рекомендовал Твардовскому переписать его: «Нет, это не то, не нужно все это писать».

Тогда Твардовский пишет ещё одно письмо: «Дорогой Никита Сергеевич! Мне очень хотелось сердечно поздравить Вас с днём рождения и принести Вам по этому случаю как памятный знак моего уважения самое дорогое сейчас для меня – заключительные главы моего десятилетнего труда – книги «За далью даль», частично уже известной Вам и получившей бесценные для меня слова Вашего одобрения. Среди этих новых, ещё не вышедших в свет глав я позволю себе обратить Ваше внимание на главу «Так это было…», посвящённую непосредственно сложнейшему историческому моменту в жизни нашей страны и партии, в частности, в духовной жизни моего поколения, – периоду, связанному с личностью И.В. Сталина.

Мне казалось, что средствами поэтического выражения я говорю о том, что уже неоднократно высказывалось Вами на языке политическом. Во всяком случае, я думаю, что эта глава является ключевой для всей книги в целом, и я буду счастлив, если она придётся Вам по душе. Желаю Вам, дорогой Никита Сергеевич, доброго здоровья, долгих лет деятельной жизни на благо и счастье родного народа и всех трудовых людей мира. Ваш А.Твардовский».

А когда всё-таки он получит «добро» и напечатает свою главу «Так это было…» в «Правде», он вдруг обнаружит, что читательская реакция не совсем та, на какую он рассчитывал. В его «рабочей тетради» возникнет запись: «… из некоторых писем видно, что появление в «Правде» этой главы рассматривается как прямое выполнение некоего заказа, официально-поэтическая интерпретация вопроса (темы). Усмотрено и наклонение в сторону нового культа… (имелся в виду культ Хрущёва – Л.Б .). Я впервые испытываю воздействие незнакомой мне ранее волны – волны осуждения, негодования, презрения, обличения в продажности и т.п. Что ж, взялся за гуж…».