Н. Хрущёва начало войны застало в Киеве. Затем с Красной Армией он прошел путь до Сталинграда, а потом обратно до Киева, где и остался до празднования 70-летнего юбилея И.В.Сталина в декабре 1949 года, когда вождь, на свою беду, решив оставить его возле себя, сказал ему: «Ты превращаешься в обычного украинского агронома. Пора возвратиться на работу в Москву», – т.е. война для Хрущёва окончилась не 9 мая 1945 года, а гораздо раньше, а именно, 6 ноября 1943 года
, т.е в день освобождения Киева! (Неблагодарный Хрущёв, говоря о факте отзыва его в Москву, в очередной раз скажет гадость о вожде в своих «надиктовках»: «Мотивировка отозвания меня с Украины в Москву в 1949 году, на мой взгляд, результат какого-то умственного расстройства у Сталина»… Л.Б.).Основным источником информации для Хрущёва выступает обычно, по его словам, уже «замоченный» им Берия, который ничего ни подтвердить, ни опровергнуть не мог. «Я часто вспоминаю рассказ Берии о поведении Сталина 22 июня 1941 года, когда ему доложили о начале войны». (Настолько часто, что в своей книге «воспоминаний» Хрущёв почти дословно приводит его дважды
(!): один раз – в главе «Тяжёлое лето 1941 года», другой раз – в главе «Мои размышления о Сталине».(…)Итак, важнейшее событие для Никиты Сергеевича о войне, которое он «часто вспоминает», ну очень часто, гораздо чаще, чем следовало бы – не 9 мая 1945 года, не Парад Победы 24 июня 1945 года, не освобождение Киева, а россказни о том, что
делал Сталин в первые дни, недели, месяцы после нашествия Гитлера, как он выглядел, каким было его морально-психологическое состояние (будущим исследователям биографии Хрущёва я посоветовал бы провести небольшую психоаналитическую экспертизу его отношения к И.В. Сталину – Л.Б.).Хрущёв на ХХ съезде вещал: «Было бы неправильным не сказать о том, что после первых тяжёлых неудач и поражений на фронтах Сталин считал, что наступил конец. В одной из бесед он заявил: «То, что создал Ленин, мы безвозвратно потеряли».
После этого он долгое время фактически не руководил военными операциями и вообще не приступал к делам и вернулся к руководству только тогда, когда к нему пришли некоторые члены Политбюро («визит свиты» 30 июня – Л.Б.) и сказали, что нужно безотлагательно принимать какие-то меры для того, чтобы поправить положение. Н.Х. Из доклада на ХХ съезде Цит. по: Известия ЦК КПСС. 1989. №3. (Хрущёвым допущена подтасовка фактов, нарушена последовательность событий и хронология, и сделано это сознательно, с целью ввести в заблуждение массы людей на неопределённо долгое время – Л.Б.)Но прежде всего дадим возможность вспомнить об этом «эпизоде» хрущёвцу Микояну: «Молотов сказал, что Сталин в последние два дня (имеется в виду 29 июня (воскресенье) и 30 июня (понедельник) – Л.Б
.), в такой прострации, что ничем не интересуется, не проявляет никакой инициативы, находится в плохом состоянии. Тогда Вознесенский, возмущённый всем услышанным, сказал: «Вячеслав, иди вперёд, мы за тобой пойдём», – то есть в том смысле, что если Сталин будет себя так вести и дальше, то Молотов должен вести нас, и мы пойдём за ним.Другие члены Политбюро подобных высказываний не делали и на заявление Вознесенского не обратили внимания. У нас была уверенность в том, что мы сможем организовать оборону и сражаться по-настоящему. Однако это сделать будет не так легко. Никакого упадочнического настроения у нас не было».
Проанализируем этот текст:
– Зенькович, скептически относящийся к данному эпизоду, утверждает, что И.В. Сталин приехал в Кремль после «разборок» в Наркомате обороны рано утром 30 июня
с готовым решением о создании ГКО.Я допускаю иной вариант. Возбуждённые члены Политбюро Молотов и Микоян и кандидаты в члены Политбюро Маленков и Берия, присутствовавшие при инциденте в Наркомате обороны вечером 29 июня, удручённые тем, что И.В. Сталин уехал на дачу в подавленном состоянии, решили подождать до утра, чтобы потом поехать к нему и коллективно решить, что делать дальше. И Сталин вернулся в Кремль с готовым решением не утром, как считает Зенькович, а днём после совещания на даче. (Поэтому Молотов никак не мог «открыть Америку», говоря о «прострации» И.В. Сталина, потому что он оставался в Москве 29 июня вечером со всей остальной «свитой» Сталина , а вождь уехал на дачу. Исходя из логики текста, Молотов должен был встретиться со Сталиным после инцидента в Наркомате обороны, что невозможно, ибо в этом случае Молотов должен был сопровождать Сталина на дачу, и вернувшись произнести то, что идёт по тексту Микояна.
– Можно допустить, что к четырём названным руководителям присоединился Вознесенский, но слова Микояна в этой части текста признать достоверными невозможно, ибо они размывают временные границы и у читателя создаётся впечатление, что Вознесенский с 22 июня вообще не общался со Сталиным и поэтому был «возмущён услышанным», то есть о «бездействии» И. В. Сталина с начала нападения Гитлера на СССР.