Сталин и народ. Почему не было восстания

В перспективе в ходе дальнейшего исследования реально возможны незначительные уточнения содержащихся в настоящей статье отдельных статистических показателей, но не влияющих на их масштаб. Поэтому встречающуюся в литературе и публицистике статистику принципиально иного масштаба можно смело квалифицировать как недостоверную.

Отсюда мы вынуждены опровергнуть и один из основных статистических постулатов А. И. Солженицына, согласно которому при раскулачивании в 1929–1930 годах было направлено «в тундру и тайгу миллионов пятнадцать мужиков (а как-то и не поболе)» [6] . Эта «статистика» (разумеется, чисто интуитивная, без опоры на какие-либо документы) присутствует в его знаменитом труде «Архипелаг ГУЛАГ». Здесь допущено преувеличение более чем в семь раз.

В 1932–1933 годах на спецпоселение поступило еще свыше 300 тыс. человек, подавляющее большинство которых составляли раскулаченные крестьяне. Таким образом, всего за 1929–1933 годы в «кулацкую ссылку» было направлено более 2,1 млн человек. Однако наличие этих людей на спецпоселении (трудпоселении) на определенные даты всегда было значительно ниже указанного числа из-за большой убыли (массовые побеги, высокая смертность, освобождение «неправильно высланных» и др.). По состоянию на 1 января каждого года численность спецпереселенцев (трудпоселенцев) в 1932–1940 годах выглядела так: 1932 год – 1 317 022, 1933 год – 1 142 084, 1934 год – 1 072 546, 1935 год – 973 693, 1936 год – 1 060 361, 1937 год – 1 053 137, 1938 год – 1 010 749, 1939 год – 987 918, 1940 год – 997 513 человек [7] .

К началу 1932 года на учете в «кулацкой ссылке» числилось свыше 1,3 млн спецпереселенцев, а было их направлено туда в 1930–1931 годах немногим более 1,8 млн. Следовательно, за 1930–1931 годы убыль составила около 0,5 млн человек. В документах нет указаний на то, из каких компонентов слагалась эта убыль. Конечно, не вызывает сомнений, что главными компонентами являлись побеги и смертность. Причем, как правило, на первом место по численности находились бежавшие, на втором – умершие. Например, в 1930–1931 годах в систему уральских трестов «Западолес» и «Свердлес» было передано 130 613 спецпереселенцев, из них к середине 1934 года 60 214 бежало и 31 240 умерло [8] . Это же подтверждают и имеющиеся у нас сведения по отдельным районам. В Коми-Пермяцком округе из 26 964 спецпереселенцев к середине 1934 года бежало 8904 и умерло 7249, в Чердынском районе Свердловской области из 20 323 – соответственно 7993 и 4182 и т. д. Такая ситуация, при которой число умерших было больше количества бежавших, тоже не была редкостью. Так, в Ныробском районе Свердловской области за тот же срок из 12 184 спецпереселенцев бежало 2474 и умерло 3853, в Красновишерском районе из 17 312 – соответственно 3282 и 6300 человек [9] .

Из указанной убыли за 1930–1931 годы (0,5 млн человек) число умерших составляло, по нашим оценкам, не более 200 тыс. (включая умерших при транспортировке в «кулацкую ссылку» из родных сел и деревень). Относительно умерших в «кулацкой ссылке» в 1932–1940 годах имеется точная статистика – 389 521 человек. Количество родившихся в спецпереселенческих семьях в 1930–1931 годы не представляется возможным установить даже приблизительно, а за 1932–1940 годы этот показатель составил 230 258 человек. Причем отрицательное сальдо между рождаемостью и смертностью сохранялось в «кулацкой ссылке» до 1934 года включительно (см. табл. 2).

В момент прибытия на спецпоселение сотрудники органов ОГПУ – НКВД нередко производили сортировку выселенных кулаков. Одни из них освобождались, другие направлялись в лагеря ГУЛАГа, но большинство оставалось на спецпоселении. В рапорте от 20 мая 1933 года начальник ГУЛАГа М. Д. Берман докладывал заместителям председателя ОГПУ Я. С. Агранову и Г. Е. Прокофьеву: «По сообщению СИБЛАГа ОГПУ, из числа прибывших в Томск контингентов с Северного Кавказа, по состоянию на 20 мая с.г., произведена согласно Ваших указаний проверка 9868 человек. Из этого количества решением Тройки ПП ОГПУ ЗСК вовсе освобождено – 85 человек, освобождено с ограничениями – 2422, осуждено в лагеря – 64, а остальные 7297 человек направляются в труд-поселки» [10] .

Много людей умирало в пути следования в «кулацкую ссылку». В одном из рапортов М. Д. Бермана на имя Г. Г. Ягоды отмечалось (май 1933 года): «Несмотря на Ваши неоднократные указания ПП ОГПУ СКК о порядке комплектования и организации эшелонов, направляемых в лагеря и трудпоселки ОГПУ, состояние вновь прибывающих эшелонов совершенно неблагополучное. Во всех прибывающих из Северного Кавказа эшелонах отмечена исключительно высокая смертность и заболеваемость, преимущественно сыпным тифом и острожелудочными заболеваниями.

По сообщению Нач. Сиблага ОГПУ, из состава прибывших из Сев. Кавказа в Новосибирск эшелонов трудпоселенцев № 24, 25, 26, 27, 28 и 29 общей численностью в 10 185 человек умер в пути 341 человек, т. е. 3,3 %, в том числе значительное количество от истощения. Такая высокая смертность объясняется:

1) преступно-халатным отношением к отбору контингентов, выселяемых в трудпоселки, результатом чего явилось включение в этапы больных, стариков, явно не могущих по состоянию здоровья выдержать длительную перевозку;

2) невыполнением указаний директивных органов о выделении выселяемым в трудпоселки 2-месячного запаса продовольствия; в указанных эшелонах трудпоселенцы никаких собственных запасов продовольствия не имели и во время пути снабжались только хлебом скверного качества в количестве от 200 до 400 грамм;

3) горячей пищей эшелоны снабжены не были, кипятком снабжались совершенно неудовлетворительно, с большими перебоями, потребление сырой воды вызвало массовые заболевания…» [11] .

Существовал предельно прагматический взгляд на выселяемых кулаков как на будущую рабсилу в районах нового хозяйственного освоения. Отсюда полная непреклонность при рассмотрении просьб трудоспособных кулаков не выселять их в отдаленные края и очевидная либеральность, если эти просьбы исходили от нетрудоспособных лиц. Так, в «меморандуме» Г. Г. Ягоды, адресованном 20 мая 1931 года председателю ГПУ Белорусской ССР С. Ф. Реденсу, указывалось: «Детей выселяемых кулаков до 10-летнего возраста и стариков старше 65 лет разрешается оставлять родственникам и знакомым, изъявившим желание их содержать… Семьи кулаков, не имеющие трудоспособных мужчин, выселению не подлежат» [12] .

Однако на практике такие указания сплошь и рядом не выполнялись. В рапорте зам. начальника ГУЛАГа И. И. Плинера от 26 июля 1933 года на имя Г. Г. Ягоды отмечалось: «Вопреки Вашим категорическим указаниям о ненаправлении в трудпоселки семей, не имеющих в своем составе трудоспособных, по сообщению начальника СИБЛАГа, в эшелонах с высланными кулаками, прибывших в Томск с Северного Кавказа, имеется 930 человек совершенно нетрудоспособных…» [13] .

В рапорте М. Д. Бермана от 8 июня 1933 года на имя Г. Г. Ягоды отмечались следующие неблагополучные, по его мнению, моменты в комплектовании и организации эшелонов с выселенными кулаками: высокая смертность и заболеваемость сыпным тифом, острожелудочными заболеваниями и даже натуральной оспой; очень много истощенных, стариков, не могущих быть совершенно использованными; поголовная вшивость; полнейшее пренебрежение к учету (отсутствие личных дел, постановлений о выселении, искажения фамилий, неполнота учетных данных и т. п.); даже засылка людей, не подпадающих под действие постановления СНК СССР за № 775/146с от 20 апреля 1933 года; после прибытия эшелонов к месту назначения иногда выясняется, отмечал Берман, что среди выселенных имеются рабочие, комсомольцы, иностранцы [14] .

У вновь прибывавших в «кулацкую ссылку» показатели рождаемости и смертности всегда были значительно худшими, чем у относительных «старожилов». Например, 1 января 1934 года в составе 1 072 546 спецпереселенцев было 955 893 «старожила» (поступившие в «кулацкую ссылку» в 1929–1932 годах) и 116 653 «новосела» (поступившие в 1933 году). Всего за 1933 год в «кулацкой ссылке» родилось 17 082 и умер 151 601 человек, в том числе у «старожилов» – соответственно 16 539 и 129 800, у «новоселов» – 543 и 21 801 человек [15] . Если у «старожилов» в течение 1933 года умерло больше, чем родилось, в 7,8 раз, то у «новоселов» – в 40 раз!

Особенно велика была детская смертность. В докладной записке Г. Г. Ягоды от 26 октября 1931 года на имя председателя ЦКК ВКП(б) и наркома РКИ Я. Э. Рудзутака отмечалось: «Заболеваемость и смертность с/переселенцев велика… Месячная смертность равна 1,3 % к населению за месяц в Северном Казахстане и 0,8 % в Нарымском крае. В числе умерших особенно много детей младших групп. Так, в возрасте до 3 лет умирает в месяц 8—12 % этой группы, а в Магнитогорске еще более, до 15 % в месяц. Следует отметить, что в основном большая смертность зависит не от эпидемических заболеваний, а от жилищного и бытового неустройства, причем детская смертность повышается в связи с отсутствием необходимого питания» [16] .

Высокий уровень детской смертности входил в число главных причин отрицательного сальдо между рождаемостью и смертностью у спецпереселенцев. Например, в 1932 году в Хибиногорске (Кировске) Мурманского округа у спецпереселенцев родилось 420 и умерло 864 человека, причем среди умерших было 589 детей. Таким образом, в данном случае 68,2 % общей смертности спецпереселенцев приходилось на детскую смертность. К середине 1935 года детская смертность резко снизилась. Так, в том же Кировске в 1935 году она понизились у спецпереселенцев по сравнению с 1934 годом на 40 % [17] .

Детская беспризорность в «кулацкой ссылке» вплоть до середины 30-х годов была обычным явлением. Только в трудпоселках «Западолеса» (Западный Урал) в конце 1934 года было установлено 2850 детей-беспризорников, родители которых умерли или бежали [18] .