Сталин и народ. Почему не было восстания

Многие активные коллаборационисты, хорошо знавшие немецкий язык, пытались «раствориться» в массе немецких военнопленных. Для них это был неплохой способ уйти от ответственности за измену Родине. Поэтому выявлять таковых приходилось не только в лагерях и сборных пунктах для советских репатриантов, но и лагерях ГУПВИ (Главного управления по делам военнопленных и интернированных НКВД — МВД СССР), где содержались немецкие и другие иностранные военнопленные. Здесь требовалась довольно тонкая агентурно-оперативная работа, так как лица, замаскировавшиеся под немецких военнопленных, отлично говорили по-немецки (иначе они не могли бы выдавать себя за немцев) и разоблачить их было весьма непросто. Например, в лагере ГУПВИ № 417 (Днепропетровская обл.) в поле зрения оперативных работников попал обер-лейтенант Э. Колитц, который, по сообщениям агентуры из среды военнопленных, имел по крайней мере три странности: во-первых, называл себя немцем, но ощущался едва уловимый иностранный акцент; во-вторых, называл себя берлинцем, но очень плохо разбирался в топонимике Берлина и не знал названий ряда кафе, ресторанов и т. п., хорошо известных каждому настоящему берлинцу; в-третьих, уверял, что не знает русского языка, но однажды во сне говорил по-русски. В результате проведенного расследования выяснилось: под личиной немецкого обер-лейтенанта Э. Колитца скрывается советский гражданин Б. Б. Перлов, который до войны работал в Москве, потом, будучи призванным в Красную Армию, добровольно перешел на сторону немцев, служил у них сначала переводчиком, а затем заместителем начальника группы тайной полевой полиции (ГФП), вербовал агентуру, допрашивал советских военнопленных, принимал активное участие в карательных операциях на территории Харьковской и Воронежской областей, где разыскивался как военный преступник[273].

До июня 1946 года среди военнопленных германской армии, содержавшихся в лагерях ГУПВИ, было выявлено и арестовано 1334 изменников Родине— граждан СССР, из них на указанную дату 1083 человека были осуждены военными трибуналами. Среди разоблаченных изменников Родине, выдававших себя за немецких военнопленных, оказались, в частности, бывший старший лейтенант Красной Армии B. М. Глушаков, бывший секретарь райкома ВКП(б) г. Вязьмы Д. Н. Сахаров, бывший уполномоченный СНК Украинской ССР по эвакуации скота И. Н. Дворниченко и др. В докладной записке от 19 июня 1946 года министр внутренних дел СССР C. Н. Круглов довел эту информацию до сведения И. В. Сталина, В. М. Молотова и Л. П. Берии[274].

Имели место факты, когда некоторые иностранцы по каким-то причинам маскировались под советских перемещенных лиц и по вымышленным фамилиям и подложным документам в качестве «советских репатриантов» прибывали в СССР. Так, проходившая проверку в ПФП № 226 (Бранденбург) репатриантка Ю. Е. Левина (по паспорту якобы латышка, уроженка Риги) получила разрешение на въезд в СССР и поселилась в Харькове; позднее выяснилось, что никакая она не Левина, а уроженка г. Цвиккау в Германии У. Г. Мюнстер, по национальности немка (паспорт же на имя Ю. Е. Левиной она приобрела на «черном рынке» в Германии еще до поступления в ПФП № 226). В 1951 году Главное управление милиции МВД СССР располагало сведениями, что только в Украине, Белоруссии, Литве, Латвии, Эстонии и Молдавии проживает 220 «советских репатриантов», в действительности являвшихся иностранцами и никогда ранее не проживавших в СССР[275].

Сотрудники органов НКВД, НКГБ и контрразведки «СМЕРШ», проводившие проверку и фильтрацию репатриантов, опасались, что довольно длительное бесконтрольное пребывание за границей могло серьезно повлиять на их мировоззрение и политические настроения. Однако в процессе общения с репатриантами эти опасения в значительной мере рассеивались. Так, в докладе командования войск НКВД по охране тыла Центральной группы советских войск от 26 октября 1945 года отмечалось: «Политнастроение репатриируемых советских граждан в подавляющем большинстве здоровое, характеризуется огромным желанием скорее приехать домой — в СССР. Проявлялся повсеместно значительный интерес и желание узнать, что нового в жизни в СССР, скорее принять участие в работе по ликвидации разрушений, вызванных войной, и укреплению экономики Советского государства»[276]. В августе 1945 года при известии о начавшейся войне с Японией только в одном лагере № 269 3150 репатриантов подали заявления с просьбой отправить их на фронт[277].