Сталин и НКВД

В 1938 году, обсуждая бухаринский процесс, фактически открыто поддержал обвинение Тухачевскому и английский лейборист Притт. Его свидетельства тем более казались заслуживающими доверия потому, что незадолго до того, как отправиться в СССР, он председательствовал на контрпроцессе по делу о поджоге рейхстага, организованном в Лондоне немецким коммунистом Мюнценбергом. «Первое, что произвело большое впечатление на меня как английского юриста, — писал Притт, — было свободное и непринужденное поведение заключенных. Все они хорошо выглядели… Судебный приговор и прокурор Советского Союза снискали себе добрую славу в крупных державах современного мира». Посол США в СССР Дэвис также поверил в реальность «заговора Бухарина-Рыкова-Ягоды», а значит и заговора военных. В дни суда Дэвис писал своей дочери: «Процесс показал все элементарные слабости и пороки человеческой природы — личное тщеславие самого худшего образца. Стали явными нити заговора, который чуть было не привел к свержению существующего правительства». Дэвису удалось убедить государственного секретаря США Хэллу принять его точку зрения, а «во время поездки в Англию [он] поделился своими соображениями с Черчиллем, после чего последний заявил, что Дэвис «открыл ему совершенно новый взгляд на обстановку». О своих московских впечатлениях Дэвис написал книгу, по которой в США был снят фильм «Миссия в Москву», в значительной части посвященный московским процессам».

Вне зависимости от того, что было на самом деле, «заговор Тухачевского» стал реальностью политической жизни нашей страны в 1937 г. Политики и внутри страны, и за ее пределами исходили из того, что «заговор был».

В литературе неоднократно упоминалось о «немецкой провокации» со ссылкой на мемуары Шелленберга. Вне зависимости от доверия к «фальшивке гестапо», из этих мемуаров следует, что немцы создали поддельные документы, будучи уверенными, что заговор реально был. Гейдрих получил от проживавшего в Париже белогвардейского генерала Скоблина сообщение о том, что советский генерал Тухачевский во взаимодействии с германским генеральным штабом планирует свержение Сталина. Следует помнить при этом, конечно, что на самом деле генерал Скоблин сотрудничал с НКВД. Иными словами, немцев в данном случае, «использовали втемную».

В работах 2008–2010 гг. я пытался показать, что «все не так как кажется» и мы имеем основания считать, что «информация Скоблина» была частью более сложной интриги Лубянки.

По мемуарам Кривицкого можно восстановить, как начальник ИНО НКВД А. Слуцкий создал материалы, «уличающие Тухачевского» в «фашистском заговоре». «Вброс» компромата должны были осуществить агенты ИНО, которые играли роль сотрудников абвера..

«Технологически» операция Слуцкого является повторением дела «Весна» и включает в себя все те же элементы: «крамольные разговоры» военных между собой, которые интерпретировались в контексте предоставленной иностранным отделом информации о «заговоре в РККА». Отличие только в том, что в 1930 г. источники ИНО были из Польши, а в 1937 г. — из Берлина и Праги. Затем информация ИНО усиливалась использованием агентов-двойников, в роли которого в 1937 году выступил генерал Скоблин. Затем с «пакетом документов» Ежов и Фриновский (как в 1930 г. Менжинский и Ягода) шли на доклад к Сталину и получали санкции на арест. Очень показательно, что одним из основных организаторов дела военных в 1937 г. был И. Леплевский, который ранее «размотал» дело «Весна». По мемуарам Орлова можно понять, что к Слуцкому был близок Борис Берман, видимо, в курсе всего был Сергей Шпигельглас.

Зачем нужна была им эта провокация? Зачем Слуцкий хотел скомпрометировать Тухачевского? В работе «Заговор Ежова» я пытался реконструировать позицию этого чекиста. Кажется, что начальником ИНО двигала верность революционному прошлому и вера в коммунистическую партию. По образному выражению троцкиста Мрачковского «еще не вытравили всю душу», при этом у Слуцкого не было особенных симпатий к Сталину и было понимание того, что в реальности второй половины 30-ых другого лидера у СССР нет.