Сталин и писатели Книга первая

Богомолов. Дышать нечем.

Изотов. Н-да. Хлеба — горят.

Богомолов. Думаете — неурожай будет?

Изотов. Говорят.

Богомолов. Недурно было бы, знаете, а? (Сомову.) Мы одни?

Сомов. Да. Но — кажется — мы переговорили обо всем?

Богомолов. И установлено: оборудование — накопляется, а строительство, понимаете, задерживается, насколько это возможно.

Изотов. Это — как аксиома.

Богомолов. Затем: людей, которым наши планы не ясны…

Изотов. Или — ясны, но — не нравятся…

Богомолов. Или — слишком ясны, — людей этих, понимаете, сдерживать в их стремлении отличиться перед товарищами.

Изотов. Переводить с практической на канцелярскую работу.

Богомолов. И другими, знаете, приемами. Вообще — сдерживать!

Изотов. Правильно…

Богомолов (возбуждается)… Надобно, понимаете, помнить, что руководство промышленным прогрессом страны — в наших руках-с и что генштаб культуры — не в Кремле сидит-с, а — именно в нашей среде должен быть организован, — понимаете? За нас — история, вот что надобно усвоить, — история!.. Довольно адвокатов у власти, власть должна принадлежать нам, инженерам…

Изотов. Да, во Франции адвокаты командовали и командуют бездарно.

Сомов. Командует — капитал…

Богомолов. Но — забастовка адвокатов — ничего не может изменить, а если забастовка инженеров? Как вы думаете? То-то!..

Сомов. Тише говорите, здесь — гуляют.

Вот, собственно, и весь заговор.

Мимоходом еще брошен намек на связь заговорщиков с темными силами реакции за границей: в финале пьесы они узнают, что арестован (кто-то видел, как его вели под конвоем) только что вернувшийся из заграничной поездки член их компании. Они встревожены. Но тревога их длится не долго. Тут же появляются четыре агента ГПУ и всех голубчиков забирают.

В чем другом, но в литературе Алексей Максимович понимал. Он не мог не сознавать, что эта новая его пьеса — полный и непоправимый художественный провал. И никакие новые материалы, сколько бы ни подбрасывали их ему Сталин и Ягода, ее уже не спасут.

Но в письмах (и тому, и другому) он темнил, делал вид, что крест на этой своей работе еще не поставил:

ИЗ ПИСЬМА ГОРЬКОГО ЯГОДЕ

2 ноября 1930 г. Сорренто.

Пьесу о «вредителе» бросил писать, не хватает материала, вредитель выходит у меня ничтожнее того, каков он в действительности. Весною, в Москве, буду просить у вас материалов!

В письме Сталину, написанном в тот же день, он говорит примерно то же, что и в письме к Ягоде. Но — не слишком его обнадеживая, что «новые материалы», которые тот обещает прислать, ему помогут.

ИЗ ПИСЬМА ГОРЬКОГО СТАЛИНУ

2 ноября 1930 г. Сорренто.

Пьесу о «вредителе» бросил писать, не удается, мало материала. Чрезвычайно хорошо, что Вы посылаете мне «новый»! Но — еще лучше было бы, конечно, если б нового в этой области не было.

Сталин, однако, знал, что «новое в этой области» у него скоро будет. И даже совершенно точно знал, в чем оно будет состоять, это новое: