Сталин и писатели Книга вторая

Петр. Дома плывут… Леса плывут… Животные… люди… Гибнет Питербурх…

Входит Апраксин в мокром плаще, без парика и шляпы.

Апраксин. Возьми голову мою, Петр Алексеевич…

Петр. Что?

Апраксин. Корабли, как яичная скорлупа, бьются… Канаты в руку толщины лопаются, с якорей срывает…

Петр. Флот!

Апраксин. Весь флот разметало… Кои — на острова, кои на Лахту несет…

Петр. Иди туда…

Апраксин. Море на нас поднялось… Сие выше сил человеческих… Иду, Петр Алексеевич… Долг знаю… Прощай. (Уходит.)

Петр садится к столу, закрывает лицо руками. Дикий вой ветра. Петр поднимает голову, глядит в окно. В стекла ударило брызгами и пеной. Петр поднялся, стоит, ухватившись рукой за край стола. Появляется Екатерина в расстегнутой бархатной шубе, с растрепанными волосами, лицо ее искажено ужасом.

Екатерина. Вода… Вода… Вода!..

Петр. Я один быть желаю, ваше императорское величество…

Екатерина. Погибаем… Вода уж в горницах…

Петр. Ищите не у меня защиты… Удалитесь…

Екатерина. Прости, прости, прости… (Плача, падает у его ног.) Конец наш, господи… Море идет… Спаси…

Петр. Я не велел тебе ходить сюда… Зачем пришла? Что еще нужно от меня? Спасти?.. От плахи тебя я спас… (Берет ее за руку, подводит к боковому окну.) Вот от чего я спас тебя… Видишь?

Екатерина. Что — вижу? Что?

Петр. Шест в волнах стоит. С шеста голова кивает…

Екатерина. Чья же голова на шесте кивает?

Петр. Виллима Ивановича Монса, сегодня поутру воздета…

Екатерина (быстро опускает голову). Твоя воля.

Петр. Спасибо скажи за сие. А не поняла, — после спасибо скажешь… Все тебе отдам — и государство, и сей город бедственный… Всю несносную тяготу жизни моей… И более — говорить с тобой не хочу. Уйди. А страшно воды — на чердак залезь, Умирать буду — тебя не позову. Никого не позову. Сердце мое жестокое, и друга мне в сей жизни быть не может… (Целует ее в лоб, запирает за ней дверь. Садится к столу, глядит в окно.) Да. Вода прибывает. Страшен конец.

Петербург во власти стихии — той самой, о которой у Пушкина в «Медном Всаднике» сказано, что с ней «царям не совладать». Гибнет флот — любимое детище Петра. И ни одного близкого человека рядом. Самый близкий — жена, которой он верил, — тоже ему изменила.

Но самое страшное в этом финале пьесы даже не это. Не безмерное одиночество Петра, а — крах его дела. Полное крушение всех его планов и надежд. Безнадежный провал двадцатилетних его сверхчеловеческих усилий.

Трагический этот финал страшен тем, что он не оставляет никаких надежд на то, что дело Петра будет продолжено, что оно — раньше или позже — отзовется добром для страны, ради будущего которой им было пролито столько крови.

Новый — последний — вариант пьесы А.Н. Толстого о Петре кончался так: