Сталин и Рузвельт. Великое партнерство

Маршалл и Гопкинс прибыли в Лондон 8 апреля и сразу же начали переговоры с Черчиллем и членами кабинета министров военного времени. На следующий день Гопкинс телеграфировал Рузвельту, что встречался с Черчиллем не один раз, а дважды и что его реакция была «доброжелательной. Сложилось впечатление, что перспектива достичь официальной договоренности внушает надежду»[541].

Прошли еще сутки. Очередная телеграмма от Гопкинса гласила: «Переговоры с первыми лицами ВМС и начальниками штабов Великобритании проходят вполне удовлетворительно». Это обнадеживало, но пока еще было далеко от заявления о готовности оказать поддержку. Тем не менее утром 11 апреля Рузвельт отправил Сталину телеграмму с приглашением Молотова в Вашингтон. Ее доставили Максиму Литвинову в полдень. Следует упомянуть: насколько известно, когда ситуация требовала неординарных действий, по выражению лица Франклина Рузвельта редко удавалось понять, что именно его заботило в данный момент.

Поскольку в телеграмме президента не содержалось полной конкретики и было неясно, что именно он имел в виду, Сталину потребовалась дополнительная информация. 14 апреля посол Литвинов посетил Белый дом, рассчитывая получить такие сведения.

В тот же день, в 22:00, Маршалл и Гопкинс встретились в Лондоне на Даунинг-стрит с Черчиллем и членами британского Комитета обороны для более детального обсуждения плана вторжения с форсированием Ла-Манша. Американцам показалось, что британцы, наконец, начинают уступать. На берегах пролива у Гавра и Булони были выбраны места вероятного десантирования. Самым ранним сроком вероятного вторжения определили 1 апреля 1943 года. По всему было видно, что кабинет министров Великобритании военного времени твердо поддержал планы вторжения. Черчилль писал о рассмотрении «предложения первостепенной важности»: «У меня нет никаких сомнений и колебаний в необходимости принять этот план… Мы абсолютно единодушны по основным аспектам плана»[542].

На следующий день Гопкинс сообщил по телеграфу эту новость президенту: «После длительных переговоров накануне вечером между Комитетом обороны, начальниками штабов, руководством ВМС, Маршаллом и мной британское правительство согласилось с нашим главным предложением»[543].

Маршалл сообщил своему непосредственному начальнику, военному министру Стимсону: «Британское правительство теперь намерено немедленно и самым энергичным образом проводить необходимую подготовительную работу для осуществления главной операции»[544]. Гопкинс и Маршалл ликовали.

Премьер-министр Канады Макензи Кинг в эти дни нанес визит в Белый дом. Элеонора Рузвельт писала о своем муже: «У него не было близких друзей»[545]. Но Кинг на самом деле являлся таким близким другом для президента. Рузвельт делился со старым другом Кингом своими соображениями, объяснял ему мотивы тех или иных своих поступков и, по сути дела, откровенничал с ним, что было несвойственно для президента. Кинг был на семь лет старше Рузвельта, и когда Франклин был еще старшекурсником Гарварда, уже имел степень доктора философии и преподавал в этом университете. Как это ни странно, но Рузвельт чувствовал себя комфортно, только общаясь с морскими офицерами и общественными деятелями. Вероятно, поэтому все члены личного штаба президента являлись офицерами ВМС. Гопкинс, Перкинс и сама Элеонора Рузвельт находили время для общественной деятельности, как и Кинг: он работал вместе с Джейн Адамс в «Халл-хаусе». Франклин Делано Рузвельт считал его проницательным наблюдателем и доброжелательным слушателем. В Вашингтоне Кинг находился в качестве члена Тихоокеанского военного совета, заседание которого состоялось в тот же день. После обеда Рузвельт пригласил Кинга вместе с другими членами Совета подняться к нему для беседы в Овальный кабинет. Как он обычно поступал при общении с гостями, Рузвельт, сидя на большом кожаном диване, пригласил Кинга сесть рядом для послеобеденной беседы. Он начал, как писал Кинг в своем дневнике, с того, что тема беседы является «совершенно секретной», как и заявление президента на заседании Тихоокеанского военного совета, на котором он ранее сообщил, что направил в Лондон Гопкинса и Маршалла добиться от Англии решительных действий, которые помогут ослабить давление на русских посредством создания «второго фронта».

Теперь, как писал Кинг в своем дневнике, Рузвельт «положил руку на пустой участок дивана между нами и сказал: «Вчера вечером я получил известие о том, что достигнуто положительное решение. И таким положительным решением является договоренность между англичанами и американцами в самом скором времени начать наступление против немцев… Если Россию ждет поражение в войне, такое наступление следует начать прежде, чем оно случится»[546].