Генерал Дин был уверен, что в Польше по-прежнему остаются отдельные затерявшиеся американцы, и хотел получить разрешение на проведение их поиска. В таком разрешении ему было отказано. Он обратился непосредственно по инстанции. Генерал Дин был достаточно влиятелен и достаточно разозлен, чтобы подключить Рузвельта к решению этого вопроса.
В следующем сообщении, отправленном за подписью Рузвельта, формулировки были уже жесткими:
«Что касается отправки из Польши бывших американских военнопленных, то мне сообщают, что согласие на поездку генерала Дина с офицером советской армии… взято обратно… Я располагаю сведениями, которые я считаю достоверными и надежными, что в госпиталях в Польше в больницах по-прежнему находится значительное число больных и раненых американцев, а также о том, что там находилось большое количество других здоровых освобожденных американских военнопленных, сконцентрированных в советских сборных пунктах и ожидающих отправки в Одессу… Я не могу понять Вашего нежелания разрешить американским офицерам связи помочь их соотечественникам»[986]
.Критика Рузвельта не заставила Сталина изменить свою политику, но задела его, так что он даже снизошел до объяснений. Ответ Сталина с его собственноручно сделанными исправлениями (рукописные изменения Сталина выделены курсивом) был отправлен 22 марта. Возможно, этой телеграмме он уделил такое внимание в связи с другим происшествием. 20 марта над территорией Германии, находящейся под контролем Советской армии, советские самолеты с отчетливыми опознавательными знаками на борту были атакованы американскими истребителями. Несмотря на то что, согласно докладу военной миссии США, советские летчики стремились избежать воздушного боя, истребители США преследовали их и сбили шесть советских самолетов, в результате чего погибли двое советских летчиков и был тяжело ранен третий[987]
. Это был уже второй случай нападения американских истребителей на советские самолеты над территорией, оккупированной советскими войсками. Сталин предпочел не поднимать этот вопрос в переписке с Рузвельтом.«Относительно имеющихся у вас сведений о большом будто бы числе больных и раненых американцев, находящихся в Польше, а также ожидающих отправки в Одессу или не установивших контакта с советскими властями, должен сказать, что сведения эти не точны. В действительности, кроме находящегося в пути в направлении на Одессу некоторого числа американцев, на территории Польши к 16 марта находилось всего лишь 17 человек больных американских военных.
…В данном случае дело касается интересов советских армий на фронте и советских командующих, которые не хотят иметь у себя лишних офицеров, не имеющих отношения к военным операциям, но требующих в то же время забот по их устройству, по организации для них встреч и всякого рода связей,
Наши командующие головой отвечают за положение дел на фронте и в ближайшем тылу…
Я должен вместе с тем сказать, что освобожденные Красной армией бывшие американские военнопленные находятся в советских лагерях в хороших условиях, во всяком случае в лучших условиях, чем бывшие советские военнопленные в американских лагерях, где они были частично помещены вместе с немецкими военнопленными»[988]
.10 марта, в один из редких моментов критического осознания ситуации, Гарриман в своем письме в Вашингтон признавал, что многие военнопленные из военных соединений союзников были спасены только благодаря действиям советских военных: «Военнопленные говорят, что при наступлении советской армии гитлеровцы спешно эвакуировали вглубь территории Германии лагеря, в которых содержались американцы, французы и англичане. Они были освобождены лишь благодаря быстрому продвижению советских войск на запад»[989]
.Наряду с этим в одном из своих писем из Москвы Гарриман, возмущенный условиями содержания американских военных в советских лагерях, где им приходилось «спать на полу, где не было ни туалетов, ни мест, где можно было бы помыться или постирать белье»[990]
, было недостаточно врачей, предложил Рузвельту в отместку ограничить передвижения российских представителей, осуществляющих во Франции обеспечение всем необходимым освобожденных советских граждан. Рузвельт отказал ему, ответив, что он не видит «необходимости» в том, чтобы отправлять Сталину еще хоть одно письмо по этому вопросу.