Сталин и Церковь глазами современников: патриархов, святых, священников

Шел он от дома к дому,
В двери чужие стучал.
Под старый дубовый пандури
Нехитрый мотив звучал.

В напеве его и в песне,
Как солнечный луч, чиста,
Жила великая правда —
Божественная мечта.

Сердца, превращенные в камень,
Будил одинокий напев.
Дремавший в потемках пламень
Вздымался выше дерев.

Но люди, забывшие Бога,
Хранящие в сердце тьму,
Вместо вина отраву
Налили в чашу ему.

Сказали ему: «Будь проклят!
Чашу испей до дна!..
И песня твоя чужда нам,
И правда твоя не нужна!»

Со всей пламенной энергией юного сердца, стремившегося осчастливить человечество, он ринулся в революционную борьбу. И за два десятка лет стачек, ссылок, побегов, идейной борьбы, партийных склок, войн, восстаний, демонстраций молодой революционер отчетливо увидел, что в среде его сотоварищей намного больше людей, «хранящих в сердце тьму», озабоченных не величием России, счастьем и благополучием, а борьбой за удовлетворение личных амбиций, тщеславия, мании величия, корыстью, местью, злопамятством. И он стал бороться с этими «старыми революционерами» всеми доступными ему способами.

Он боролся за величие России и фактически сохранил Церковь Христову от погрома, проводившегося троцкистами, в большинстве своем ненавидевшими и Церковь, и Россию, и русский народ с его историей.

Наверное, неслучайно он был крещен в память Иосифа Обручника, сохранившего Пресвятую Деву и Ее Божественного сына в страшные времена гонений царя Ирода.

Двадцать лет, проведенных в Церкви, безусловно, оказали на него неизгладимое воздействие. Вот что читаем об этом в книге «Митрополит Илия (Карам) и Россия»:

«…Его труды и речи, легко запоминающиеся и доступные восприятию самого простого человека, были весьма схожи с проповедями, нося неизгладимые черты церковной логики. Способ выражения мыслей, манера его писем напоминали послания известных духовников. К этому следует отнести поразительную манеру выслушивать собеседника, умение вызвать на откровенные признания; вдохнуть, когда нужно, веру и надежду. Многие современники подчеркивали скромность его одежды, бытовую неприхотливость, простоту пищи.

…По свидетельству монахини Сергии (Клименко), за Сталина «молился схиархиепископ Антоний (Абашидзе). Он был инспектором той семинарии, где учился Сталин. И когда Сталина за «проказы» сажали в карцер на хлеб и воду, он его жалел и посылал ему покушать. А когда времена переменились, когда уже Сталин стал самодержцем, а он архиепископом, его хотели арестовать. И вот Сталину дали знать: помнишь князя Абашидзе, который тебе кушать посылал, когда ты в карцере сидел? И Сталин сказал: «Не трогать его». И владыка Антоний за него молился и что-то ему вымолил. Уж какая судьба Сталина, мы не знаем, это Бог один знает, но все-таки с него началось освобождение».

Следует подчеркнуть, что Сталин никогда не был инициатором гонений на Церковь, хотя он и не Заслонялся… от общей партийной линии по борьбе с религией (иногда даже и «озвучивая» ее), однако, заметим, выработанной все-таки другими. Как утверждал один из ближайших его друзей и соратников В. М. Молотов, «Сталин не был воинствующим безбожником». Уже в предвоенные годы он не выступал лично с антирелигиозными призывами.

Достоверно известно, например, что Сталин временами любил цитировать Библию. Бывало, даже перед ближайшим окружением (разумеется, перед теми, кто мог это хоть в какой-то мере оценить) «гордился», что Грузия приняла православие много раньше, чем Россия. Молотов вспоминал:

«Мы все трое были певчими в Церкви. И Сталин, и Ворошилов, и я. В разных местах, конечно. Сталин – в Тбилиси, Ворошилов – в Луганске, я – в своем Нолинске… Сталин неплохо пел… Ворошилов пел. У него хороший слух. Вот мы трое пели. «Да исправится молитва моя…» – и так далее. Очень хорошая музыка, пение церковное». И далее: «…Церковные песни мы иногда пели. После обеда. Бывало, и белогвардейские пели. У Сталина был приятный голос…» Входивший в ближайшее окружение И. В. Сталина А. И. Микоян (1895–1978) был также из семинаристов: в 1916 году он закончил Тифлисскую духовную семинарию, учился в Духовной академии.

Продолжал Сталин помнить и своих друзей по духовному училищу и семинарии.

Характерно, что на склоне лет Сталин вспомнил не о друзьях по партии, ссылке и революции, а о друзьях по духовному училищу и семинарии, а также то, что произошло это ровно за год до Победы, день в день!..