Сталин и заговор генералов

И.П. Уборевич, Нина Владимировна Уборевич

В первом ряду сидят: М.В. Фрунзе (в центре), А.К. Андерс (второй с п р а в а ) во время визита в Турцию в 1922 г.

Ленинградской губернской парторганизации К.Шелавин предупреждал: «В армии все явственнее проскальзывает намерение подчинить политорганы командованию... Надо обратить внимание, что с этими уклонами борьба ведется нерешительно»¹. В 1926 и 1927 гг. представители «группы Сапронова — Смирнова» официально заявляли высшему партийному руководству: «Особо опасное положение создается в Красной Армии. Командный состав ее... в значительной степени сформирован из старых офицеров и кулацких элементов крестьянства. Ограничение участия в армии нетрудовых элементов все более отменяется. В терчастях, особенно конных, преобладает зажиточное крестьянство, на низших командных должностях — главным образом кулачество. Что касается партийцев-краскомов, то на них не могут не отражаться бюрократизация партии и ослабление ее связи с рабочими. Влияние пролетариата в армии ослабевает. При таких условиях Красная Армия грозит превратиться в удобное орудие для авантюр бонапартистского пошиба»^{1110 1111}. Г.Зиновьев на октябрьском Пленуме ЦК ВКП(б) утверждал: «Не может быть сомнения в том, что в период НЭПа в связи с ростом кулака и новой буржуазии вообще среди военспецов «подросли и вырастают» люди, мечтающие о роли русского Чан Кайши. Рабочий класс СССР должен реально обеспечить такую постановку дела Красной Армии, которая автоматически уничтожила бы всякого Чан Кайши раньше, чем он поднял бы руку против нашей революции»¹¹¹².

Ментальную почву для такого рода мнений и настроений создавали и высказывания зарубежных политических деятелей. В начале 1927 г. в «Социалистическом вестнике» была помещена статья известного меньшевика Гарви под названием: «Красная Армия под знаком бонапартизации». Автор статьи писал: «Постепенная эволюция Красной Армии есть лишь производная от общей эволюции, проделываемой Советским государством, образующими его общественными классами, наконец, правящей Коммунистической партией. Эта эволюция в сторону буржуазно-бонапартистского перерождения подходит, по-видимому, к той черте, за которой Красная Армия из безвластного орудия диктатуры начинает постепенно превращаться в субъекта политического действия, в политический фактор, претендующий на самостоятельную роль».

Весьма примечательно, что такого рода обширные цитаты перепечатывались и публиковались центральной армейской газетой — «Красной Звездой» — и именно в декабре 1927 г.¹¹¹³ Будто бы кто-то преднамеренно формировал определенный настрой общственного мнения в стране, приучал общественность Красной Армии к мысли о наличии в ее высшем комсоставе «бонапартистов». Оставалось сделать последний шаг: назвать их поименно.

Выше уже излагались обстоятельства обострения отношений между Тухачевским как начальником Штаба РККА и Ворошиловым как наркомом, равно как и должностные трения Тухачевского с Каменевым, Егоровым, Дыбенко и др. Уже в мае

1927 г. Тухачевский, по существу, ставил вопрос о своей отставке. Первые же внешние признаки грядущей «опалы» и отставки начальника Штаба РККА Тухачевского обозначились в январе

1928 г. Этому предшествовал ряд событий «подготовительного характера».

В ноябрю—декабрю 1927 г. в Женеву в составе советской делегации в подготовительную комиссию по сокращению и ограничению вооружений был комаидирюван заместитель начальника Штаба РККА С.Пугачев. И это сделано было не случайно. Не только потому, что Пугачев занимал указанную должность, но и потому, что, «политически контрастируя» с Тухачевским, он воспринимался как прюдставитель «умерюнной» части советской военной элиты, как «сторонник мира», а не «революционной войны». В марте—апреле 1928 г. Пугачев в этом качестве вторично ездил с делегацией в Женеву.

В конце 1927 г., демонстрируя «миролюбивые намерения», советская сторона направила в Польшу нового военного атташе — Клочко И.Г., а 28 января 1928 г. прислали и нового помощника военного атташе — Богового В.Г. Эти кадровые замены могут быть косвенным указанием на неудачу «миссии Туха-невского» к А.Кутепову. Какие-то смутные слухи об оппозиционности и политической нелояльности Тухачевского уже муссировались на Западе и в Москве. В этом смысле весьма примечательно объяснение мотивов отставки Тухачевского, изложенных полковником В. фон Бломбергом, побывавшим в Москве в августе 1928 г. «Существуют две версии отставки Тухачевского, — информировал он свое начальство в Берлине, — согласно первой — он был сторонником превентивной войны против Польши, что не могло удовлетворять правительство; согласно второй — его политическая благонадежность была поставлена под сомнение, и в военном вожде кое-кто увидел тень вождя возможного мятежного движения»¹¹¹⁴.