Судя по контексту и эмоциональному настрою Ворошилова, назначение Тухачевского на должность его заместителя не вызывало у него большого удовлетворения, хотя Тухачевский в этом качестве был гораздо предпочтительней для наркома, чем Уборевич, отношения с которым у него стали откровенно враждебными. Однако важнее другое: назначение Тухачевского на должность замнаркома было всецело результатом желания Сталина, обусловленного в заметной мере позицией «украинской военной группировки» в отношении Тухачевского. Фактически «проталкивание» Тухачевского в руководство военным ведомст-
' РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2. Д. 44. Л. 41—51. К.Е.Ворошилов — Я.Б.Гамарнику, 6 декабря 1931 г., г. Сочи //Советское руководство. Переписка 1928—1941. — С. 164—165.
вом со стороны Сталина началось уже в январе 1931 г., когда он был введен в комиссию по танкостроению. Этот факт уже тогда можно было расценить как принципиальное принятие Сталиным «программы Тухачевского» как основы для смены парадигмы модернизации РККА. Это своеобразное «протежирование» Тухачевскому со стороны Сталина, учитывая ранее описанные обстоятельства военно-политической борьбы 1930 г., было следствием не только изменения позиции генерального секретаря по отношению к технической модернизации армии, но и способом нейтрализации^ политической активности и оппозиционности Тухачевского.
Следует обратить внимание еще на одно обстоятельство, бегло упомянутое Уборевичем: «Я чертовски боялся войны в 1930 — 1931 гг. (!), видя нашу неготовность (!)».
Э.Волленберг считал, что «понадобились захват японцами Маньчжурии и резкое ухудшение военного положения, чтобы Тухачевский стал замнаркома»1
. Однако это не совсем так. Причиной возвращения Тухачевского, принятия его «концепции модернизации» и кадровых перестановок в военной элите не было обострение военно-политической обстановки на Дальнем Востоке. Японские войска захватили Мукден и начали оккупацию Маньчжурии только 18 сентября 1931 г. При этом боевая тревога в ОКДВА еще не объявлялась. Численность войск, находившихся под командованием В.Блюхера, оставалась неизменной вплоть до 1932 г.1236 1237 1238. Японская армия летом 1931 г. технически была слабой. Лишь в июле 1931 г. было принято решение о ее технической модернизации, поэтому она не могла в 1931 г. внушать серьезных опасений советскому политическому и военному руководству'1. Легкое беспокойство в высших военно-политических кругах начало проявляться только в июле 1931 г.1239, т.е. уже после проведенных кадровых перестановок и возвращения в центральное руководство Тухачевского.1
Только 5 июля 1931 г. Политбюро ЦК приняло решение опоездке Ворошилова на Дальний Восток1
. Лишь 14 ноября 1931 г. М.Литвинов беседовал с польским посланником в СССР Пате-ком, а неделю спустя предложил последнему начать переговоры о заключении Пакта о ненападении ввиду осложнения ситуации на Дальнем Востоке. При этом примечательно, что Политбюро 20 ноября 1931 г. предложило Литвинову «сегодня же или в крайнем случае завтра начать формальные Д!) переговоры с Па-теком» по этому вопросу1240 1241. Следовательно, в это время советское руководство еще не решилось менять внешнеполитическую концепцию: западное направление продолжало оставаться приоритетным. Лишь 27 ноября 1931 г. Сталин в письме к Ворошилову поставил задачу заняться «сейчас же организацией ряда серьезных предупредительных мер военного и невоенного характера» на Дальнем Востоке1242. «Главное теперь — в подготовке обороны на Дальвосте», — совершенно ясно определил внешнеполитические приоритеты Сталин 27 ноября 1931 г.1243.Кроме того, смещение «военной тревоги» с Запада на Дальний Восток вряд ли могло вынудить политическое и военное руководство к радикальному изменению концепции модернизации, к превращению в доминирующую установку — решение «танкового вопроса». Характер дальневосточного театра военных действий, сам противник указывали на нецелесообразность применения танков в качестве приоритетного и решающего средства оперативно-тактических решений и уж тем более формирования-для этого крупных мотомеханизированных соединений. На это вполне обоснованно указывали высшие офицеры РККА, хорошо знакомые с дальневосточным театром военных действий. Танки и мотомеханизированные соединения целесообразно было использовать именно на западном театре военных действий. Однако все это было уже после возвращения Тухачевского в центральный аппарат и после принятия его «программы модернизации» и в ее рамках «большой танковой программы».
5